Фау-2. Сверхоружие Третьего Рейха

Система Дегенколба успешно срабатывала в промышленности локомотивостроения, которая оставалась достаточно эффективной, хотя на нее годами не обращали внимания. Тем не менее нашей продукции еще не существовало; не хватало квалифицированных рабочих и еще меньше было опытных инженеров. Кроме того, различные компоненты "А-4", особенно электрооборудование, были куда сложнее, чем оснащение локомотива. Технических знаний Дегенколба было явно недостаточно, дабы понять, что мы имеем дело не с такими сравнительно несложными объектами, как локомотив, а с исключительно тонкими механизмами, как, например, потенциометрами с тонкими, как волосок, проводками, заслужившими название "мушиных ножек". Он был не в состоянии понять смысл нашей деятельности.

Штат в Пенемюнде был слишком мал, чтобы начать выпуск продукции. Стали сказываться результаты пренебрежительного отношения. Реорганизации и решительный натиск в то время ничего не могли дать. Методы Дегенколба запоздали и были обречены на неудачу. В своих стараниях он преуспел не больше, чем мы, когда, выкручиваясь изо всех сил, мы пытались незамедлительно получать материалы, конструкторов и знающих инженеров. Он нуждался в том, чего мы в Пенемюнде просили с самого начала – статусе высшего приоритета.

Его упрямое мышление отказывалось признавать эти факты. Поскольку ему не хватало интуиции, а также опыта работы в нашей высокоспециализированной области науки, он решил справиться с этими трудностями, просто отбросив их. Он отгородился от всех просьб и увещеваний, как бы ни были они справедливы. Он искренне верил что со временем сможет найти решение всех проблем, не видя, что этого времени у нас уже не осталось. Он требовал выполнения плана выпуска продукции, чего Пенемюнде не могло обеспечить. Его программа висела в воздухе, поскольку фундамента, на котором он предполагал строить свои замыслы, не существовало. Мы предвидели возникновение всех этих сложностей и постоянно обращали внимание на их причины. Но с тем же успехом мы могли общаться с каменной стеной. Результатом были лишь споры, упреки и категорическое расхождение во мнениях между моими отделами и Дегенколбом. Подозрения, жалобы и склоки начинали разъедать коллектив. Нас ждала полная катастрофа.

Наконец я понял, что есть только один путь покончить с ссорами между Пенемюнде, Дегенколбом и его специальным комитетом. Дегенколб должен заниматься существующей организацией и находиться в моем подчинении.

Министр из принципиальных соображений отверг эту идею. Невозможно, сказал он, чтобы кто-либо из сотрудников его министерства оказался в подчинении у армейского офицера. Он не может меня назначить и своим представителем, наделив соответствующими министерскими полномочиями. Прошло еще восемнадцать месяцев, в течение которых кризис все обострялся, прежде чем Шпеер обратил внимание на эту нездоровую ситуацию. Единственное действие, которое он предпринял незамедлительно: на совещании четко и однозначно определил мое и Дегенколба положение.

Шпеер открыл встречу следующими словами:

– Господа, я хотел бы для самого себя раз и навсегда определить положение, в котором оказался полковник Дорнбергер, как представитель армии в программе "А-4". Если я, как архитектор и художник, продумал замысел и начертил облик определенного здания – например рейхсканцелярии – со всеми его художественными и техническими деталями, а строитель, который взялся возводить, скажем, мозаичный зал, самостоятельно решил просто покрыть степы побелкой, а не облицевать их красным мрамором, то тогда, господа, вы не должны осуждать меня, если я скажу, что имею право дать ему по носу. Полковник Дорнбергер находится точно в таком же положении, в котором оказался бы я по отношению к строителю.

Сомневаюсь, чтобы это изысканное сравнение произвело большое впечатление на Дегенколба. С тем же успехом можно было горошинами стрелять в гиппопотама. Дегенколб признавал только тех, кого боялся. Его позиция оставалась достаточно сильной.

В ходе этой встречи Шпеер придумал, как по другому подойти к Гитлеру. У меня снова появилась надежда. Стоял март 1943 года, и на берегу Ла-Манша уже начались работы по возведению бункеров для ракет.

Через несколько дней из Ставки пришло решающее послание: "Фюрер не представляет, чтобы "А-4" достигла Англии".