Одинокая неподвижная точка на песке, она была уже бесконечно далека от этого берега. Как описать ее полет? Может быть, как глубокую и в то же время простую первобытную молитву…
Каждый раз к ней бесстрастно возвращался тот далекий день казни, когда маленькой Клеопе так сильно хотелось пить. Но воды уже не давали. В полуденный зной всех погнали по пыльному, перенаселенному городу, узкие улицы которого были похожи на бесконечный базар с натянутыми между домами полосатыми тканями. Потом арестантов выгнали на более широкую каменную улицу посреди высоких стен, окружавших кварталы, и прогнали через северные ворота древнего города Антиохия.
Возможно, от боязни римских солдат, а возможно, просто от нестерпимого зноя, но зевак на внешней улице почти не было. Только потом, когда толпа христиан уже вышла в пригород, мальчишки начали швырять в арестантов камни, и конвоиры уставали их отгонять.
Потом подконвойные спустились с холма, на котором стоял древний город, и дорогой обошли кипарисовую рощу, названную в честь нимфы Дафны. На одном конце рощи был храм Артемиды, а на другом — сокрытая от посторонних взоров поляна на возвышении, где издревле собирались христиане.
Повеяло приятной прохладой подземелья, и раскаленный песок под ногами арестованных сменился на твердый камень — их загнали в темный и узкий коридор гдето в недрах цирка под зрительскими трибунами. Пахло гнилой соломой. Гдето впереди колонны высоким носовым голосом с особым восточным подвыванием бегло пелась молитва. Сверху глухо доносилась торжественная латинская речь, которую время от времени прерывали овации.
«Аллилуйя, Аллилуйя, Аллилуйя», — последний раз повторили за пресвитером голоса. Заскрипели железные петли, и под оглушительные крики, барабанную дробь и низкие звуки труб колонна послушно двинулась на арену.
Некоторые арестанты обреченно склонили головы, выходя на арену, они заслонялись руками от солнца и пытались разглядеть затененные навесом трибуны антиохийского амфитеатра.
И в тот момент, когда покорная очередь подходила к концу, два работорговца незаметно прошли к осужденным. Бегло осмотрев, они приняли из рук родителей троих детей — двух мальчиков и одну семилетнюю девочку, которой и была Клеопа. Дочь все оглядывалась на уходящую мать, губы которой шептали слова благословения.
Уже вечером их продали на городском торжище, после чего Клеопа навсегда распрощалась с пыльным муравейником сирийской Антиохии — столицей восточных провинций великого Рима. Так, после томительного путешествия в недрах торгового корабля, делая стоянки в портах Греции, Италии, Сицилии и Сардинии, она оказалась на противоположном побережье Великого моря, в Испании, в области с главным городом Эмпории. Здесь ее купили в дом богатых хозяев, где она воспитывалась служанками, осваивая рукоделие и заботы о господах.
Сначала девочка пугливым зверьком обитала в кладовой. Там она думала о доме, разговаривала с родителями, воображая, что они рядом, и ласкала маленькую белосеребристую, отливающую на солнце всеми цветами радуги рыбку с таинственными узорами на боках.
Со временем одной из служанок удалось войти в доверие к девочке, а вскоре Клеопу уже стали отправлять за водой и по разным другим поручениям и часто хвалить перед хозяевами за трудолюбие и безропотность. Так она снискала любовь супруги римского военачальника, чье поместье и стало ее новым домом.
Уже ветшающая госпожа томилась в бесконечных ожиданиях мужа и часто вечерами читала вслух, разрешая детям слуг сидеть подле ее ложа. Так Клеопа узнала о том, как боги то и дело вмешивались в судьбы рода человеческого, делая неоценимые подарки или безобразничая от нечего делать. Она узнала о Троянской войне, а также о Риме и его императорах, которые славою и бесчисленными милостями облагодетельствовали все народы мира.
Так она выросла и достигла шестнадцати лет, пребывая в послушании у своих воспитателей, которые не были к ней несправедливы. И лишь однажды управительница сильно ударила Клеопу по щеке за трехдневное исчезновение из имения.
Это случилось весною. Девочка отправилась за тканью в главный город провинции. Возвращаясь уже в сумерках, она увидела, как неподалеку от дороги, вдоль берега небольшой горной реки под звуки бубнов и таинственных песнопений медленно тянется шествие со светильниками. Клеопа свернула с дороги и увязалась за этим шествием.
В горах люди заняли луг, и пение их из гимнов превратилось в повествование, переходящее от одного исполнителя к другому. И вот одна женщина спокойным голосом запела под тихий шорох бубнов и чуть слышное звучание свирели: «Зачем миро жалостливыми слезами, о ученицы, растворяете? Ведь блистающий во гробе ангел возвестил мироносицам: видите вы пустой гроб, так уразумейте, что Спаситель воскрес из гроба!» После чего все хором пропели на греческом: «Воистину так оно и было в первый день нашего спасения».