Фавн на берегу Томи

У нее было выразительное лицо, темные густые волосы, собранные сзади в проколотый спицей тяжелый пучок, полные губы; большие, строгие, черные с глянцем глаза глядели пристально, бескомпромиссно.

Елисавета Яковлевна не походила на обыкновенных барышень из провинциальных семейств. Бакчарова с первого раза поразило в ней удивительное спокойствие, четкость и уверенность. Елисавета была очень странная, задумчивая, с характером, настойчивая, сосредоточенная и быстрая. Но уже в этой их первой настоящей беседе учитель подметил, как внезапно сквозь эту консервативную броню лукаво просвечивают светлые лучики совсем юного и озорного создания. Задумчиво говоря о чем— нибудь серьезном, она украдкой бросала на учителя хитрый взгляд, словно тихо смеясь над его серьезностью или тайно обладая чемто разоблачительным для своего робкого собеседника.

Несколько раз она, усмехаясь, как бы естественно для себя прикусывала губу, глядя на Бакчарова, чуть наклонив голову и лукаво прищуривая глаза. Несколько раз как бы случайно, переступая лужу или ямку, хватала учителя за руку.

И тогда Бакчаров робел, забывал на мгновение, о чем говорил, и внезапным вопросом, якобы вдруг припомнив то, что давно уже хотел спросить, менял тему беседы, говоря: «А кстати, Елисавета Яковлевна…».

— А я уже видела вас сегодня на похоронах Марии Сергеевны. Люди шепчутся, что она погибла через вас. Это правда?

— Вы тоже были там, — печально удивился Бакчаров. — Вы знались с покойницей?

— Нет. Да. Нет. Но, в общем, мы были знакомы, — сбивчиво отвечала Елисавета Яковлевна, — В городе едва ли найдешь светскую барышню, которая не была бы знакома с дочерьми губернатора. Впрочем, не будем об этом. Это так грустно…

Дойдя до Кузнечного взвоза, они остановились возле обрыва под рябинами.

— Я как будто предчувствовала, что мы с вами сегодня встретимся. Мне всю ночь снились какието странные сны. Право, я таких ярких еще никогда не видала.

— И о чем же были те сны?

— Я, — она помедлила с ответом, задумчиво наклонив голову набок, — я… В общем, мне было так хорошохорошо, словно ктото другой руководил мною. И я танцевала…

— Танцевали?! — Теперь учитель просто весь задрожал.

— Да, танцевала, и никак не могла остановиться. И он был со мной, и мне было так хорошо…

— Кто он?

— Никто.

— А всетаки? Офицер?

— Не будем об этом…

Внезапно чтото припомнив, Дмитрий Борисович сунул руку во внутренний карман и нащупал там фотокарточку.

— Это случайно не ваш снимок? — вынул он карточку из кармана.

— Нет. Мне не знакома эта барышня, — отмахнулась Елисавета Яковлевна и взошла на крыльцо. — Вот, собственно, я и пришла.

И Бакчаров испугался продолжать тему.

— Благодарю, Дмитрий Борисович, я рада, что вы меня проводили.

— Всегда рад, Елисавета Яковлевна. Поклон сестре, братишке и бабушке.

— Непременно передам. До свидания и благодарствуйте, — все еще сердито сказала она и скользнула за дверь погребка.

Бакчаров еще некоторое время постоял в отупении. Ему тут же стало сильно ее не хватать. Он желал провожать ее вечно. Только через минуту он задумался, куда же это всетаки она вошла. Нерешительно взошел на скользкое крыльцо и приотворил дверь. На него повеяло холодком и подвальной плесенью. За дверью была скрытая в туннеле крутая лестница наверх, оснащенная коваными перилами. Кирпичный сводчатый потолок немного освещался двумя тусклыми светильниками, в начале и в конце лестницы. Ступени были едва различимы.

Бакчаров догадался, что это и есть парадный ход к деревянному замку, но все же из мальчишеского интереса стал медленно подниматься вверх, хватаясь за ледяные чугунные перила.

Ему показалось, что шел он очень долго. К тому времени, как он добрался до верхней двери, глаза его успели привыкнуть к полумраку. Он обернулся, и у него закружилась голова. Ухватившись за перила, он ринулся дальше, отворил скрипнувшую дверь и оказался в промозглом запущенном садике на вершине бугра. Справа сквозь заросли были видны фамильные могильные плиты.

Вдруг, не успел учитель и шагу ступить, послышался звон цепи, басистый лай, тут же выскочила громадная псина и устремилась на Бакчарова. Учитель ринулся обратно в грот, пока сбегал вниз, чудом не грохнулся, выскочил на крыльцо и кубарем скатился со скользких ступеней.

Минуту он лежал на спине, глядя в небо, на темные, покачивающиеся ветви рябины.

«Завтра же вы к ней явитесь», — вновь прозвучал голос Человека в его голове.

Глава третья Ветер с Великого моря

1

Жила на земле девушка с глубокими добрыми глазами, с нежным, чутким сердцем, в котором не было ни лжи, ни тщеславия, ни низких желаний. И вот однажды, после работы в поле, она сидела на песчаном берегу и сквозь закрытые веки провожала уходящее под Великое море солнце. Обхватив колени и приподняв лицо свое перед алым диском, она, подобная птице сирин, проносилась на древних ветрах над морскою гладью и уже достигала давно утерянного ею берега. Грубая ткань, прикрывающая тощее юное тело, остриженная наголо голова на тонкой и смуглой шее — вот какова была девушка по имени Клеопа, что означает «пришествие».