Фавн

— Заставь меня хотеть тебя, — тихо приказывает он, когда я стою перед ним.

Мои ноги дрожат, волосы на загривке встают дыбом. Пора. Нужно сказать ему правду. Я внутренне подбираюсь, готовясь прочувствовать безумную ярость и грубую силу Биста.

— Я не могу тебе помочь. Ты лидер. Это болезнь — «синдром лидера». Лидер может быть только с женщиной, которая является его парой.

Бист смотрит на меня тёмными глазами и хмурится, будто обдумывает мои слова. Я смотрю ему прямо в глаза, не отводя взгляда, потому что чувствую, что это ещё больше разозлит его.

— Ерунда, — тихо рычит он. — Стоун был лидером, и у него было много женщин.

— Откуда ты знаешь, что их было много, Бист? Откуда ты знаешь, что он не притворялся?

Моё сердце бешено колотится в груди, несмотря на то, что я поклялась себе не бояться. Но, когда двухметровый Совершенный Боец сверлит взглядом тёмных глаз, — чьё имя само по себе предполагает, что он чудовище, — мой разум отказывается мне подчиняться. Я жутко боюсь и жду, что Бист бросит меня на кровать и попытается изнасиловать — просто чтобы понять, что он не может… Неудача ещё больше разозлит его… его кулаки будут бить меня, пока не потеряю сознание, и я молюсь, чтобы его гнев был сильнее, чем с Аделиной, чтобы я умерла быстро. Внезапно Бист хватает меня за талию и притягивает к себе, прижимая к своему телу. Я надеялась, что мне никогда не придётся быть так близко к нему, чувствовать его тело, руки, запах.

И вдруг я слышу звук, который не могу идентифицировать. Короткий звук, сухой всхлип, как рвущаяся бумага. Бист ослабляет захват на моей талии, хотя и не отпускает. Что-то упирается мне в живот… это его голова!

Сначала я хочу освободиться от этого пугающего объятия, но, как ни странно, этого не делаю. Вместо этого я смотрю на руки, сжимающие мою талию. Они огромные, и всё же в данный момент — это просто руки, похожие на любые другие. Тепло, излучаемое этим телом, не холоднее и не горячее, чем у других мужчин. Запах не отвратителен. Бист не Фавн… Я не чувствую к нему любви, но находиться рядом с ним оказалось не так страшно, как я ожидала. Снова этот звук рвущейся бумаги, потом голос Биста… срывается:

— Не оставляй меня… не сегодня…

«О мой бог!» Я стараюсь думать обо всём, что Бист сделал с Аделиной, с другими женщинами, что он хочет сделать с Фавном. Я должна ненавидеть его… Я хочу ненавидеть его! Но есть одно чувство, скрывающееся между презрением и отвращением, которое я испытываю к Бисту — сострадание… «Ты сумасшедшая, Кэт! Он убийца! … и жертва „Древа Жизни“, как и все мы… он пытался защитить себя от насилия ещё большим насилием…»

Я не могу помешать своим рукам лечь Бисту на голову, перебирая пальцами его волосы и даря ему, вероятно, первое честное прикосновение в его жизни. Бист реагирует, притянув меня ещё ближе. Я чувствую, как он глубоко вдыхает мой запах через нос. На несколько секунд мир вокруг замирает, и мы не двигаемся. Бист сидит на кровати, крепко обнимая меня и прижимаясь головой к моему животу… мои руки гладят его волосы…

Умиротворение внезапно и неожиданно исчезает, когда дверь распахивается, и кто-то влетает в комнату. Почти одновременно Бист и я поворачиваем головы к двери. Мне нужна секунда, чтобы понять. Фавн стоит в дверях! В руке он держит лук. Фавн цел и невредим, и зол, как никогда. Я выдыхаю с облегчением.

— Фавн… — это единственное, что я могу сказать. Он поворачивает голову в мою сторону. Правда поражает меня, как удар в живот. Ярость во взгляде Фавна в этот момент обращена не на Биста, а на меня. Руки Биста, обнимающие мою талию, как свинцовые тиски, его голова на моём животе — всё это неправильно. «Фавн должно быть… о боже мой…»

Прежде чем я просто пытаюсь всё объяснить, Фавн вытаскивает стрелу из-за спины, а Бист отбрасывает меня с такой силой, что я падаю на твёрдые половицы. Я вижу звёзды, моя голова поворачивается. Я хочу, чтобы Фавн… Сказать ему, что не нужно переживать, но тёмная пропасть поглощает меня. Я теряю сознание.

Фавн.

Мои глаза застилает красная пелена! Уровень адреналина зашкаливает, когда я натягиваю тетиву стрелой. Я ожидал всего: что Кэт сломана, что она мертва, — но никак не того, что она добровольно отдаётся этой свинье! «Кэт!» Как я мог быть настолько слеп? Как я мог подпустить её так близко к себе?