Фаворит 2

ГЛАВА 12

Меньшиков в изнеможении откинулся на подушку. Грудь вздымается высоко, но воздуха все одно не хватает. Даже после длительного спешного перехода и жаркой схватки не было ничего подобного. Все же, любовные утехи, это нечто. С одной стороны они возносят на вершину блаженства, с другой, выпивают все силы без остатка.

Конечно, этому можно и возразить. Но тут ведь все зависит от того с кем ты предаешься тем утехам. Сержанту гвардейского Преображенского полка доводилось быть с разными женщинами, как с многоопытными, так и с невинными. Вот только ничего подобного он с ними не испытывал. Возможно именно поэтому, он и лежит рядом с бабенкой которой уж под тридцать годочков. И пусть она выглядит все еще гладкой и статной, с молоденькими девками ей не сравниться.

Но то телом. А вот страстью и любовью к утехам… Глашка точно знала чего хочет. Она отдавалась этому со всем пылом и жаждой, на какую только была способна. А потому и мужчина с нею получал несравненное удовольствие. Отдаваясь вся без остатка, она невольно подвигала и мужчину выкладываться до самого конца.

— У-ух! — Встряхнула головой бабенка, приходя в себя после столь бурного завершения. Ох, Сашка, ну силен, — скорее выдохнула, чем произнесла она.

Потом повернулась на бок, и положила голову ему на грудь, обдавая ее горячим дыханием. Распущенные волосы разметались по подушке и пребывающему в истоме телу Меньшикова, легонько так, и невероятно приятно щекоча его. Хм. И, как бы это не было невероятно, пробуждая для новых подвигов.

— Ох Глашенька, и чертовка же ты, — осознав реакцию своего тела, не без восхищения произнес Меньшиков.

— Я такая, — не без удовольствия подтвердила она. — Погоди, еще отобью тебя у твоих знатных фифочек.

— Ну, это вряд ли, — хохотнув, возразил он. — Уж поверь, женюсь я если не на княгине, то уж точно на девице из древнего и славного рода.

— Да кто же спорит. Женишься конечно. Да только все одно, мой будешь. Станешь убегать от благоверной, чтобы забыться со мной.

— Ох и много же ты о себе мнишь, красавица.

— Не веришь? — Вскинулась бабенка.

— Я себе верю. И себя знаю.

— Знает он. Да я если хочешь знать, у самой царевны ухажера увела. Вот!

— У какой царевны, — с ленцой даже не поинтересовался, а отмахнулся Меньшиков.

— Знамо дело у какой. Одна она у нас была. Лизавета Дмитриевна.

— Брешешь, — все так же изображая ленцу, но внутренне напрягшись, подначил ее он.

— Собаки брешут. А я правду говорю. Еще годочка три назад, ее к нам на гулянье в Стрелецкую слободу, привела Анюта. Оглобля стоеросовая, из Огородной слободы.

Там-то царевна сразу и положила глаз на Ваньку Карпова. Да только, я его у нее из под носу и увела.

— Да он к тому времени уж с великой княгиней кувыркался, — усомнился Алексашка.

— Не-эт. Со мной он был. Та потом появилась, и взяла Ваню в оборот.

— А царевна-то что же?

— А что царевна. Она к нам еще цельный год ходила, пока ее Гришка Рыбин не раскусил.

Да кого хочешь спроси. Любой из слободской молодежи подтвердит.

— Так-таки и любой?

— Ну да. А стрельцы из первого Ванькиного десятка, так и того больше. Царевна их все о ладушке своем пытала. Ну, они-то не знали, кто она. А о том, что сохнет по нему, то все видели.

Меньшиков слушал Глашу, и боялся поверить в происходящее. Ну не мог он простить Карпову испытанного унижения. Как не мог ничего поделать и со своей ревностью к молодому сотнику. Пусть тот сейчас сидел в каком-то крымском захолустье, а Алексашка при царе, только на днях вернувшегося из удачного похода. Это ни о чем не говорило.

Подумаешь, Ванька в опале. Так и что с того? Царь-то вроде им и недоволен, и все же наградил щедро. Эвон, дворянином сделал, и в сотниках оставил, хотя тот уж и не полюбовник теткин. Алексашка же и любимец Николая, и уж не раз отличился, как при взятии Азова, так и в этом году, когда бились в Запорожье.

Да только особых наград он не имеет. Ну, получил он дворянство, и стал сержантом гвардии. И что с того? Подумаешь, звание гвардейское на две ступени выше чем в обычных полках, и он выходит вровень с Карповым. Тот-то в опале, Меньшиков же обласкан, а получаются они вровень.

Меньшикова даже затрясло от охватившего его возбуждения. Теперь-то он с этим выскочкой посчитается. Тут уж не его слово, против слова царевны. Тут все иначе выходит, потому как за ним видоки. И даже те, кто верой и правдой служит Лизавете, теперь будут свидетельствовать против нее.

Имея на руках показания слободчан, Николай непременно прикажет провести дознание с пристрастием. Тут много чего сойдется. Царь любит и тетку и сестру, а потому тот факт, что кто-то вертел ими как хотел, а за одно влиял и на него, государя сильно разозлит. И то, что он так же ревновал к успехам Ивана, послужит лишней гирькой, что потянет Карпова на дно. Не-эт. Не выплыть ему. Нипочем не выплыть.