Фаворит 2

— Я вас приветствую господа, — подошедший к ним худощавый мужчина говорил по французски, но с мягким итальянским акцентом.

— Здравствуй, доктор, — поприветствовал де Вержи по-русски, доктора Конти.

— Привет, — поддержал его де Атталь. — И где ты пропадал целых два дня?

— В Земляном городе. В доме некоего подлекаря Рудакова, устраиваясь за столом, и делая знак трактирщику, пояснил доктор. — Должен тебе сказать, это были удивительные два дня, полные открытий. Просто не понимаю, как можно было предать опале и изгнать из медицинской академии такой прозорливый ум. Русская медицинская школа хороша, и отрицать это глупо. Но подобное отношение… Не понимаю.

— Можно подумать, европейские умники поступили бы иначе, — возразил де Атталь. Вспомни Парацельса, ученье которого отвергали, а нападки на него самого были повсеместными.

— Согласен, — скривившись, как от дольки лимона, вынужден был признать доктор.

Потом слегка отклонился назад, чтобы служанка поставила перед ним блюдо с мясом, кувшинчик с вином, и кубок. Поблагодарил, и поспешил наполнить последний, сделал глоток, и с удовольствием кивнул.

— И тем не менее, это не умоляет его таланта, — продолжил Конти. — Подумать только, сложнейшие ранения, и среди его пациентов ни единого смертельного случая.

Разумеется кроме тех бедолаг, кого угораздило получить рану в грудь или брюшину. Не все конечно отправились в мир иной, но все же большинство. Остальные же… Он лечит даже тех, кого обычная медицина однозначно лишает конечностей. Количество калек из под его рук, в разы меньше, чем у иных докторов. А то как он справился с оспой?

Просто потрясающе, — закончив этот спич, доктор с аппетитом налег на мясо.

— Дружище, а не ты ли гнал его взашей, там, в походе, когда он появился перед тобой со своими предложениями, — решил поддеть товарища де Атталь.

— И что с того? Я ни какой-то там закостенелый ретроград, и готов признавать свои ошибки. Да, да, дорогой Жером, я ошибался, и ничуть не пытаюсь искать себе оправданий. Я со всей ответственностью заявляю, Павел Рудаков, это гений. Пока непризнанный, но несомненный.

— То же мне, нашли гения, — расслаблено откинувшись на спинку стула, фыркнул слегка осоловевший де Вержи.

— Поверь Гастон, я знаю о чем говорю, — покачав головой возразил итальянец. — И заметь, я признаю это, несмотря на то, что поначалу сам же от него и отмахнулся.

— Возможно ты и прав, да только как обрабатывать должным образом раны, ему подсказал, а скорее даже научил Карпов. Тот самый молодой командир Измайловской стрелецкой сотни. Не иначе как перенял у ветеранов. Он вообще любознательный и необычный парень.

— Я слышал о том, сколько всего удивительного ему приписывают. Тут и булат, и гениальность в области механики и оружейного дела. А теперь, вот еще и знаток медицины, — с нескрываемой иронией произнес де Атталь.

— Ты забыл упомянуть еще кое о чем, — покачав головой, в знак того, что не разделяет этого сарказма, начал Гастон. — Именно им были обнаружены богатейшие золотые россыпи на Урале. Это его сотня выстояла там, где полегли бы куда большие силы.

Измайловская сотня была полностью экипирована в мастерской Карповых. А это, как минимум, полторы сотни нарезных мушкетов. Хватает и иных новинок, за которыми выстраиваются в очередь. К примеру, новые светильники, горючее к которым так же получают в их мастерской.

— Я склонен полагать, что тут имеет место банальное преувеличение. А то что остается, можно с легкостью отнести к его отцу, потомственному кузнецу, — не согласился де Атталь.

— Вот значит как, — ухмыльнулся в ответ де Вержи. — Господа, я ни в чем не буду вас убеждать. Просто скажу, что самолично наблюдал, как Карпов пригрозил пистолетом Рощину, и потребовал чтобы тот отмыл руки и инструменты от моей крови. Потом, обработал и то и другое крепким хлебным вином. Велел убрать щуп, и взрезать ножом, колотую рану чтобы можно было лучше вычистить. Помочился в бутылку, и настоял на том, чтобы той мочой промыли рану.

— Вы сами это видели, дорогой Гастон? — Ошарашено, поинтересовался доктор Конти.

— Я был от него не далее как в пяти шагах.

Говоря это, де Вержи вспоминал разъяренную словно фурия Ирину Васильевну, бросившуюся на помощь своему любимому. Боже, как же она в тот момент была хороша. Хм. Кажется он не просто похмелился, но и слегка опьянел. Надо на воздух.

Необходимо проветриться, и отправляться в Измайлово. Будь он проклят, если эта женщина не будет его.

— Ваш же, Рудаков, стоял в сторонке, — решил все же закончить рассказ де Вержи. — Потом именно он приходил делать нам перевязки. И они подолгу о чем-то там беседовали с Карповым. Как бы то ни было, но именно с этого времени между ними завязалась дружба. А что до булата… — Гастон с тихим шелестом извлек из ножен тускло сверкнувший лезвием палаш. — Это работа мастерской Карпова. Господа, прошу меня простить, но мне пора.