— Нельзя тебе пить, лиходей ты наш, — покачав головой, отказал Иван. — Про кабатчика Добрыню, вчера правду сказал? Ты не молчи. Я тебя к лучшему на Москве лекарю снес, он мертвых из могилы поднять способен.
— К чему?
— А к тому, что просто так помереть я тебе не дам. Правду скажешь, вот те крест, если выживешь, отпущу на все четыре стороны. Соврешь, тогда только для дыбы я тебя и сберегаю.
— Про Добрыню правда. Его наводка.
— А про дядю Яшу, что скажешь?
— Ничего не скажу. Не знаю я ничего про него. Добрыня сказал, свечой в окне крест накрест покажут, когда жирный бобр будет. Вот мы и ждали. Христом богом прошу, добей. Сил нет.
— Не стони, — отмахнулся Иван, — сейчас придет лекарь, легче станет.
— Ну что тут? — Поинтересовался, вошедший в комнату Павел.
— Да вот, пришел в себя. Пока вроде бы нормально. А там, кто его знает. Разбирайся сам.
— Иди уж, сиделка ты наша. Кстати, Фрол уже в столовой. Решил оставить тебя без завтрака.
— Этот может, — авторитетно согласился Иван.
Рудаков снимал довольно просторную квартиру, за которой присматривали кухарка и дворецкий. Немолодая чета, находящаяся у него в услужении. Павел вполне мог себе позволить как прислугу, так и квартиру в доходном доме Белого города.
Его конечно же предали анафеме, попросили из академии, отказали в доме профессора Рощина. Но больным зачастую плевать, есть ли ученая степень у лекаря или нет. Главное, чтобы его лечение было эффективным. И надо сказать, слава Рудакова крепла день ото дня. Не сказать, что он загребал огромные гонорары. Но тем не менее, считался довольно завидной партией.
Правда, его заработков вполне хватило бы для того чтобы содержать семью. Но было откровенно мало для проведения масштабных и всесторонних исследований в интересующих его направлениях медицины. Последних, стараниями Ивана, у подлекаря сейчас более чем предостаточно.
А еще, насколько знал Карпов, Рудакова так же не отлучили и от сердца Дарьи Христофоровны. Дочь профессора пока не решалась открыто противостоять батюшке, хотя получить его согласие на ее брак с Рудаковым не составило бы труда. Великая княгиня в любой момент могла бы озаботиться счастьем своей фаворитки, и такой свахе Рощин не отказал бы. Но девушка все еще надеялась, что ей удастся смягчить сердце батюшки.
— Фрол, побойся бога. У меня со вчерашнего дня, во рту ни маковой росинки, — заметив расположившегося за столом казака, возмутился Иван.
Друг и подчиненный, с невозмутимым видом поглощал расставленную перед ним хозяйкой еду. И судя по тому, сколь решительно он действует, очень скоро от выставленного ничего не останется. Оно конечно, кухарка приготовит еще, чай с припасами у Рудакова все в порядке. Но когда это еще будет.
— А ты не зевай, присаживайся. Глядишь и голодным не останешься.
Женщина, вертящаяся у плиты, не без удовольствия наблюдала за мужчинами. А то как же. Какой хозяйке не понравится, когда ее стряпней остаются довольными, да еще и не могут меж собой поделить.
После завтрака переоделись в платье предоставленное Павлом, и направились прямиком по адресу. В доме лекаря им пока делать нечего. Да и поговорить там не получится. На улице куда как вольготнее. И подслушать никто не подслушает, и движутся в правильном направлении.
— Чего звал-то, Ваня? — Наконец поинтересовался казак. — Да еще, и переодевание это.
— Знаешь Фрол, очень может статься, что нам шлют привет господа иезуиты, — как ни в чем не бывало, ответил Карпов.
— Даже так.
— Не уверен. Но очень может быть. Хотя с другой стороны, очень возможно, что меня просто хотели ограбить. Слегка эдак, сунув под ребра нож.
— Ну, дырок в тебе я не заметил. Помогла выходит кольчужка.
— А ты не ерничай. Двумя клинками били. В грудь и в бок. Знатный синяк подсадили, ироды.
Когда Иван загорелся обзавестись кольчугой, Фрол его вполне поддержал в этом плане.
Но когда выяснилось, что та будет спускаться только чуть ниже пояса, а рукавов и вовсе иметь не будет, то он только отмахнулся. Мол броня, не броня, ни рыба, ни мясо. Не кольчуга, а кольчужка какая-то. Детская забава одним словом. Но практика показала обратное.
— И как все было? — Поинтересовался Копытов.
— Ну как. Хорошо хоть не разом навалились. Пострелял я четверых. Трое насмерть.
Один цел остался. Его я притащил к Павлу. Тот пулю вынул, подлатал. Бог даст, выживет. Не даст, туда ему и дорога.
— Коротенько. Ну да ладно, поговорим еще. Так куда мы сейчас идем-то?
— Лихой этот указал, что их навел некий кабатчик Добрыня, с Хохловки.
— Знаю тамошний кабак. Та еще дыра. И народец собирается такой, что клеймо негде ставить.
— Ну, сейчас-то там никого нет. Больно рано. Вот и наведаемся к нему, чтобы поспрошать кое о чем.
— Хм. Может все же в разбойный приказ? Чай у нас там есть знакомец. Опять же, нападение на тебя случилось.
— Ну, во-первых, с места я улизнул, да еще и пленника умыкнул. А во-вторых, если тут и впрямь иезуиты замешаны, то разбойный приказ на не помощник. От этих так просто не отделаться.
— А с этим раненым, что будешь делать?