Не обошлось и без трудностей. Псковский епископ едва не предал новинку анафеме. А и то, дымит, свистит и чухает. Хорошо хоть удалось умаслить духовенство солидным подношением. Оно ведь Иван и в Замятлино не церковь, но храм ставит. И в Пскове богоугодными делами занимается. Вот хотя бы на госпиталь жертвует ни в пример иным. И школы открывает в которых неизменно должно преподаваться слово божье.
Но, пришлось все же еще малость пожертвовать, на новую церковь в одной из псковских слободок. Солидно так, пожертвовать. С другой стороны, поддержка духовенства дело такое, но коем экономить ну никак нельзя.
— Ну ты как, ладушка? — Нависая над супругой эдакой громадой, и ласково ее обнимая, заботливо поинтересовался князь.
— Плохо мне, Ванечка. Господи, как же мне плохо. С Дмитрием было совсем не так, уткнувшись лицом в широкую грудь мужа, едва не простонала Лиза.
— Так может тогда, и того. Дека у нас будет, — поглаживая ее волосы, с надеждой произнес Трубецкой.
— Вот только пускай не девочка, сама ее придушу.
— Его, — невпопад поправил Иван Юрьевич.
— Что? — Оторвав лицо от его кафтана, и устремив на него взор снизу вверх, спросила она.
— Я говорю, если не девка, значит сын, и придушишь, стало быть, ты не ее, а его.
— Ты о чем тут… О б-бо-оже, — Лиза зажала рот лдошкой и пулей выскочила из светелки за дверь.
Иван Юрьевич так и остался посреди комнаты, олицетворяя собой саму растерянность.
А нет. Еще и немую панику. Ну искреннее сострадание, в ту же копилку. Мужчина умный, решительный, волевой, водивший за собой полки, и уже доказавший свою храбрость на поле боя. А тут… Просто, нет слов.
Наконец Лиза прекратила изливать содержимое желудка. Послышался плеск воды. Не иначе как Анюта помогает госпоже умыться. Дверь вновь отворилась, и бледная Лиза вернулась к мужу. Впрочем, бледность практически сразу сменилась румянцем. Едва увидев представшую пред ней забавную картину, под названием растерянный муж, Лиза тут же рассмеялась.
— Выдохни, Ваня. А потом вдохнуть не забудь. И дыши, дыши. Ну чего ты, глупый.
Судьба наша бабья такая. Что тут поделаешь. Так создателем предначертано. Фу-ух. Вот спасибо рассмешил, так и полегче стало. Может и дальше веселить будешь? Глядишь, в животе кроме непоседы той, еще хоть маковая росинка останется.
— Лиза, ты только скажи. Я… Я…
— Господи, да знаю, что ты, Ванюша. Знаю. Но тут уж ты мне не помощник. Все что мог, уж сделал, — подытожила она нарочито обвинительным тоном, вгоняя мужа в краску и еще больше этим веселясь. — Ладно о том. Лучше расскажи, что там на совете?
— Ну а что на совете. Все ожидаемо. Рассусоливать не стали, как и собирать вече. Чай не самим на ворога идти, а обороняться. Гонцы уж поскакали по пределам с вестью об ополчении. Кто от Острова к северу, собираются в Пскове. Кто с юга, в Вороничах. А далее, будем действовать по обстановке.
— А об ляхах что известно?
— Войско в семь тысяч. Половина пехоты. Учатся ляхи. Раньше считай одной конницей воевали.
— Угу. Или среди них хватает безлошадных, — не согласилась Лиза.
— Может и так, — не стал спорить Трубецкой.
— Далее.
— Ты прямо как начальник, — пошутил супруг.
— Я жена твоя, а значит опора. А как на меня опираться, коли я ничегошеньки не знаю.
Не увиливая, Ванюша, давай говори. Пока эта негодница опять не начала бунтовать.
— Да говорить-то особо нечего. При них десять полевых пушек. Движутся на Замятлино и Остров. Но это ожидаемо. Даже если позабыть о жирном куске, Карповской вотчине, остается его дружина, которая уж показала, что недооценивать ее не следует. Я бы на месте ляхов тоже постарался в первую очередь извести именно этот отряд. Потому совет и решил, что Карпову надлежит садиться у себя в осаду, и ждать подкреплений.
— И как к этому отнесся боярин?
При этом вопросе, Трубецкой внимательно посмотрел на пребывающую в задумчивости Лизу. Нет. Даже его ревнивое сердце не углядело сейчас ничего кроме деловитой заинтересованности и задумчивости.
— Да нормально отнесся.
— То есть, ни о чем не просил, не требовал, ни выдвигал условий. Вообще ничего?
— Просил только не задерживать его, де времени совсем мало.
— Вот значит как. Ай да Карпов. Ай да сукин сын.
— Ты это о чем, Лиза?
Между тем, пребывающая в задумчивом возбуждении княгиня не отдавая себе отчета, взяла со стола краюху хлеба, и откусила добрый кусок. Прожевала пару раз.
Подхватила крынку с молоком, и запила, пустив по подбородку две тоненькие белые бороздки. Спохватилась, и быстро утерлась рушником[14]
.— Ваня, Скольких воев ты сможешь собрать до завтрашнего вечера?
— Вряд ли больше пятисот, — растерянно ответил тот.
— Верховых?
— Ну да. Тут моя дружина, да людей из боярских дружин. Ну может еще кого из купеческих да окрестных помещичьих сыновей. Но вряд ли больше шестисот. Я даже твоего Егора с его десятком в расчет не беру, потому как они все больше по матушке земле ходоки, а не наездники.
— Ага. Но эти-то шесть сотен в бою не оплошают?
— Нет конечно. Учения мы постоянно проводим, сама ведаешь. Но к чему ты это все спрашиваешь?