Фаворит

Вот в таких хлопотах прошел весь день. Извел стопку бумаги, послал с десяток писем, полностью исчерпав в качестве гонцов личный состав своих сопровождающих, и в результате заработал жесточайшую мигрень от усиленных раздумий. И только собрался немного помахать клинками для разминки перед ужином, как люди кардинала сообщили мне, что в Антверпене, в гостинице «Гусь и Гусыня», остановился некий дворянин Антонио де Формильяно, как две капли воды похожий на Винченцо Гримальди, ломбардского дворянина, в свое время подвизавшегося в кондотьерах. Моего старого знакомца и почти друга, кстати. На оного, по моей просьбе, инквизицией уже был выписан гончий лист. И вот — сработало…

Пришлось сломя голову на ночь глядя мчаться в Антверпен. В качестве эскорта кардинал выделил мне десяток латников церковной стражи: мордатых, отлично экипированных здоровяков, почтивших бы своим присутствием любую гвардию. Можно, конечно, особо не суетиться, а доверить дело инквизиторской братии, но тут дело деликатное, поэтому лучше я сам. К тому же мне надо в город по своим делам.

К рассвету мы уже были в Антверпене. Едва дождавшись, когда откроют городские ворота, рванули прямо к гостинице: захудалому заведению между первым и вторым кольцом стен. М-да… совсем, что ли, обнищал братец Винченцо?

Злой от недосыпания, как собака, я пнул ногой дверь и ухватил сонного слугу за ворот грязной камизы:

— У вас квартирует некий де Формильяно? Живо говори, смерд, а то голову откручу.

— Угум… — Прыщавый юнец с жирной бородавкой на носу от страха только мычал и усиленно кивал головой.

— Где он? — Я слегка припечатал его к стене. — Говори, смерд!

— Наверху он, по коридору прямо… ваша… ваше… — Прибежавший хозяин заведения, сутулый мужик с изможденным сухим лицом, замялся, боясь накосячить с титулом. — Вот только… только…

— Что? — Я отпустил слугу и сделал шаг к трактирщику.

— Вот только едва ли он дожил до сегодняшнего утра… — не сводя с меня испуганных глаз, нерешительно сообщил хозяин. — Надо бы сходить проверить. Тут такое дело… Прибыли-то они вдвоем. Ентот и еще один… такой же чернявый на обличье. Вчера вечером слышно было, как они сильно лаялись в комнате. А потом тот, что второй… ушел и не вернулся… Я послал, чтобы узнать, как там первый, а он проткнутый у грудях… но пока живой… Ну… как водится, я известил бальи и вызвал лекаря. Бальи еще не являлся, а вот лекарь перевязал проткнутого и ушел, поскольку тому платить было нечем… Ну а я что? Комната до завтрашнего оплачена, пусть лежит, болезный. Ну а коник его — у нас в конюшне…

— В сторону… — Я его оттолкнул, взбежал по лестнице и выбил дверь в комнатушку.

В сумраке на полу чернела большая запекшаяся лужа крови, повсюду валялись обломки немудрящей мебели и битая посуда. У стены на топчане, скрючившись в позе эмбриона, лежал мужчина в заляпанной пятнами крови камизе.

— Винченцо… — Я присел рядом, осторожно развернул его к себе лицом и увидел, что у него грудь, прямо поверх рубахи, замотана грязными бинтами.

— А-а-а… это ты… — Ломбардец пришел в себя, при виде меня попытался улыбнуться, закашлялся и опять потерял сознание. С уголка губ по небритому подбородку потекла алая струйка.

Судя по грязной обтрепанной одежде, да и по окружающей обстановке, Винченцо Гримальди давно уже бедствовал. Я невольно поморщился — ломбардец оставался в моей памяти жизнерадостным богатым кутилой, никогда не считавшим монеты. Ну как тут не вспомнить притчу про предателей? М-да…

— Не жилец… — тихо сказал десятник церковных стражников и перекрестился.

— Света и воздуха. Живо!

— Как прикажете, ваше сиятельство… — Десятник сорвал тряпку с наглухо заколоченного окна и одним ударом кулака в латной перчатке вышиб ставню наружу.

— Допросить хозяина и выяснить точное обличье того, второго. Исполнять…

Стражники, топая сабатонами, дружно вывалились в коридор, а я дал легкую пощечину Гримальди.

— Винченцо, мать твою!.. Очнись, собака…

— Жан…

— Кто это тебя? — Я легонько встряхнул его. — Говори!

— Джакомо… У него… него… — Изо рта Винченцо неожиданно хлынула кровь.

— Что у него?.. — заорал я, прекрасно понимая, что через мгновение он отдаст богу душу. — Говори, я знаю, что ты был в отряде, который прятал сокровища Карла. Облегчи сердце…

— Расшифрованная карта у него… — прошептал ломбардец. — У него…

— Где зарыли сокровища? Кто этот Джакомо?

— В… в Лотарингии… в старой… в старой часовне… — Винченцо замолчал, неожиданно блаженно улыбнулся и, сильно дернувшись, умер.

— Черт!.. — Я в сердцах пнул табурет. — Вот же сука…

Лопнула еще одна ниточка, ведущая к сокровищам последнего владетельного герцога Бургундии. Вот же паскудство! Ищи теперь этого Джакомо, мать его… И да… надо бы поберечься. Все обладатели этой тайны спешным порядком отправляются на тот свет. Не иначе проклятие какое…