Фаворит

– Я был как раз позади него, когда он упал, – сказал я и, подчиняясь какому-то импульсу, добавил: – Слишком много вопросов возникает в связи с этой трагедией.

Я почувствовал, как огромное тело Тюдора напряглось рядом со мной. Я знал, что он все еще смотрит на меня, его присутствие давило почти физически.

– Да, наверно, – согласился он.

Тюдор явно хотел еще что-то добавить, но передумал и посмотрел на часы.

– Подвезите меня, пожалуйста, к отелю «Плаза». У меня там деловая встреча, – сказал он.

– А где это? – спросил я.

– Тут недалеко. Я покажу вам. – Снисходительным тоном он низводил меня до роли своего личного шофера.

Мы проехали несколько миль в молчании. Мой пассажир был, по-видимому, погружен в размышления. Когда мы подъехали к Брайтону, он показал мне дорогу к отелю.

– Спасибо, – произнес он холодно, неуклюже вылезая из моего приземистого автомобиля. Всем своим видом он давал понять, что принимает услугу, оказанную ему совершенно посторонним человеком, как должное. Он уже двинулся прочь, как вдруг обернулся и спросил:

– Ваше имя?

– Алан Йорк, – сказал я. – Всего доброго. – Я отъехал, не дожидаясь ответа. Я тоже умел быть резким. В зеркале я видел, что он стоит на мостовой, глядя мне вслед.

Я возвратился на ипподром.

Джо ждал меня на скамейке у дороги. Он с трудом открыл дверцу машины и плюхнулся на сиденье, что-то бормоча. Когда он повернулся ко мне, я обнаружил, что Джо Нантвич мертвецки пьян.

Почти совсем стемнело, и я зажег фары. Я подумал, что существуют более приятные занятия, чем везти по извилистым дорогам в Доркинг Джо, который дышал на меня перегаром. Я вздохнул и нажал на газ.

Джо чувствовал себя глубоко обиженным. Обычное дело: он был убежден, что во всем плохом, выпадавшем на его долю, виноват всегда кто-то другой. Хотя ему едва исполнилось двадцать лет, он был хроническим ворчуном. Трудно сказать, что хуже – его нытье или его хвастовство, и если жокеи относились к нему с терпимостью, это свидетельствовало лишь об их добродушии. Многое прощалось Джо за его несомненные жокейские достоинства, но он плохо использовал их, а сейчас, напившись средь бела дня, мог вообще потерять место.

– Я бы выиграл этот заезд, – ныл он.

– Дурак ты, Джо, – сказал я.

– Нет, честное слово, Алан, я должен был выиграть этот заезд. Я перегнал всех, они у меня все были в кулаке! – Он рубанул воздух ребром ладони.

– Дурак ты – напиваешься во время скачек, – сказал я.

– Чего? – Он не мог сосредоточиться.

– Пьешь, – сказал я. – Ты слишком много выпил.

– Нет, нет, нет, нет. – Слова так и посыпались из него, словно, начав говорить, он уже не мог остановиться.

– Ни один владелец не доверит тебе лошадь, если увидит, что ты пьешь, – продолжал я, хотя чувствовал, что это не мое дело.

– Пьяный или трезвый, я могу выиграть любую скачку.

– Мало кто из владельцев лошадей поверит в это.

– Все знают, что я первоклассный жокей.

– Так оно и есть, пока не напьешься.

– Я могу пить и скакать, могу скакать и пить. – Он рыгнул.

Я промолчал. В чем нуждался Джо, так это в твердой руке – лет десять назад. Сейчас было ясно, что он стоит на пути к полной гибели и не станет благодарить того, кто попробует свернуть его с этого пути.

Он начал ныть снова:

– Этот сволочной Мейсон…

Я ничего не отвечал. Он попробовал еще раз:

– Этот сволочной Сэнди, он меня опрокинул. С места мне не сойти, он опрокинул меня через эти сволочные перила. Мне было выиграть заезд – все равно что раз плюнуть, он это знал и опрокинул меня через эти сволочные перила.

– Не валяй дурака, Джо.

– Но ты же не скажешь, что я не мог выиграть эту скачку? – проворчал Джо вызывающе.

– Ты упал по крайней мере за милю от финиша, – ответил я.

– Я не упал. Я же говорю тебе. Этот сволочной Сэнди Мейсон перебросил меня через канат.

– Каким образом? – лениво спросил я, внимательно глядя на дорогу.

– Он прижал меня к нему. Я закричал, чтобы он пропустил меня. И знаешь, что он сделал? Знаешь? Он засмеялся. Засмеялся как сволочь. Потом он опрокинул меня. Он уперся коленом, толкнул, и я перелетел через канат. – Его ноющий голос оборвался настоящим рычанием.

Я взглянул на него. Две слезы катились по его круглым щекам. Они блеснули в мерцающем свете от приборной панели и упали, словно крошечные искорки, на его меховой воротник.

– Сэнди не стал бы этого делать, – мягко возразил я.

– Еще как стал бы! Он говорил, что рассчитается со мной. Говорил, что я пожалею! Но я ничего не смог сделать, Алан, я ничего не мог сделать! – Еще две слезы скатились по его щекам.

Я ничего не понимал. Я не имел представления, о чем он говорит, но это начинало походить на то, что у Сэнди были причины выбить Джо из седла.

А Джо продолжал:

– Ты всегда хорошо относился ко мне, Алан, ты не такой, как другие. Ты мой друг… – Он тяжело положил мне руку на плечо, прислонился ко мне. Послушный руль «лотоса» среагировал на этот неожиданный толчок мне в плечо, машину резко бросило к обочине.

Я отпихнул его.

– Ради бога, сиди прямо, Джо, или мы угодим в кювет!