Фаворит

– Ну а теперь, – сказал он, положив перо, – выкладывайте, в чем дело.

– В чем дело, я не знаю, а произошло вот что…

Я выложил ему все, что знал. Он слушал не перебивая, потом спросил:

– Что же вас заставило думать, что это не обычное падение?

– Адмирал – самый умелый прыгун на свете. У него ноги гибкие, как кошачьи лапы. Он не делает ошибок в прыжке.

По вежливо-удивленному выражению лица инспектора я понял, что он очень мало знает, если вообще знает что-нибудь, о скачках с препятствиями и, наверное, думает, что упасть может любая лошадь.

Я попытался еще раз убедить его:

– Адмирал блестяще берет препятствия. Он ни за что не упал бы вот так, этот забор – пустяк для него, он сам рассчитывал темп, его никто не подгонял. Он отлично поднялся в воздух, я сам видел. Его падение было неестественным. Для меня оно выглядело так, словно что-то было подстроено, чтобы свалить его. Я подумал, что это может быть проволока. И я вернулся, чтобы найти ее, и я ее нашел. Вот и все.

– Гм. А эта лошадь должна была выиграть заезд?

– Безусловно.

– А кто выиграл на самом деле?

– Я.

Лодж помолчал, покусывая кончик своей авторучки.

– Как принимают на работу служителей на скачках? Есть определенный порядок? – спросил он.

– Точно не знаю. Это народ случайный, их, кажется, берут на один раз, – ответил я.

– А с какой целью такой человек стал бы вредить майору Дэвидсону? – спросил он с наивным видом.

Я пристально посмотрел на него.

– Что же, вы думаете, я все это сочинил? – спросил я.

– Да нет. – Он вздохнул. – Этого я, честное слово, не думаю. Вероятно, следовало бы поставить вопрос так: трудно было бы кому-то, кто хотел повредить майору Дэвидсону, получить работу служителя на скачках?

– Легче легкого, – ответил я.

– Мы должны будем это выяснить. – Он задумался. – Это очень удобный способ убить человека.

– Тот, кто это устроил, не собирался убивать его, – произнес я решительно.

– Почему нет?

– Потому что меньше всего было шансов за то, что майор Дэвидсон разобьется насмерть. Я бы сказал, что это задумывалось для того, чтобы он не смог выиграть скачку.

– При таком падении – и мало шансов разбиться? А мне казалось, что это очень опасно, – сказал Лодж.

Я ответил:

– Те, кто это подстроил, хотели выбить его из седла, как мне кажется. Обычно, если ваша лошадь скачет быстро и сильно задевает барьер, когда вы этого не ждете, вас выбрасывает из седла. Вы летите по воздуху и приземляетесь далеко впереди от того места, куда падает лошадь. Это может закончиться для вас серьезной травмой, да, но редко приводит к смерти. Билл Дэвидсон не полетел вперед. Может быть, он застрял в стремени носком сапога, хотя и это маловероятно. Может быть, он тоже зацепился за проволоку и она задержала его. Он упал отвесно вниз, и его лошадь грохнулась прямо на него. Но даже тогда это чистая случайность, что лука седла угодила ему прямо в живот. Такое нарочно не подстроишь.

– Понимаю. Вы, кажется, много размышляли на этот счет.

– Да. – По ассоциации мне пришли на память узоры на портьерах и на коричневом линолеуме в больничной комнате для ожидания.

– А вы не думали, кому могло быть выгодно повредить майору Дэвидсону? – спросил Лодж.

– Нет, – ответил я, – его все любили.

Лодж встал и потянулся.

– Пойдемте посмотрим на вашу проволоку, – сказал он и высунул голову в приемную. – Райт, поищите Гокинса и скажите, что мне нужна машина, если она на месте.

Машина была на месте. Гокинс (так я подумал) сидел за рулем, я опустился на заднее сиденье рядом с Лоджем. Вскоре мы уже были на месте. Главные ворота ипподрома были все еще заперты, но, как я убедился, имелись и другие способы проникнуть за ограду. Полицейский ключ открыл неприметные ворота в деревянном заборе.

– Это на случай пожара, – пояснил Лодж, перехватив мой удивленный взгляд.

В конторе ипподрома было пусто, администратор отсутствовал. Гокинс поехал через круг поперек ипподрома к самому дальнему препятствию. Нас здорово трясло на неровной почве. Гокинс подкатил вплотную к откосу барьера у бровки, и мы с Лоджем вылезли из машины.

Я пошел вдоль барьера к противоположному откосу.

– Проволока там, – сказал я.

Но я ошибся.

Был столб, был откос, была высокая трава, был барьер из березовых кольев. Но не было мотка проволоки.

– Вы уверены, что это то самое препятствие? – спросил Лодж.

– Уверен, – ответил я.

Мы стояли, глядя на пространство круга, лежавшее перед нами. Мы были на самом дальнем конце ипподрома, и трибуны на этом расстоянии казались неясной громадой. Барьер, у которого мы остановились, был единственным на короткой прямой между двумя изгибами скаковой дорожки, и ближайшее к нам препятствие находилось в трехстах ярдах слева за отлогой дугой.