Роберт Карр явился в сопровождении Томаса Овербери (недавно провозглашенного рыцарем), чтобы обсудить с лордом-хранителем печати некоторые вопросы недавней корреспонденции из Испании.
Граф Оказал им радушный прием – он был всегда радушен к тем, кто мог оказаться ему полезным, и проводил гостей в удобную и богатую библиотеку во втором этаже.
Вскоре все главные проблемы были обговорены, а поскольку день выдался жаркий и терраса манила прохладой, лорд Рочестер предложил перейти туда, чтобы обсудить детали.
А в саду прогуливалась леди Эссекс в сопровождении усердно ухаживавшего за ней сэра Дэвида. Галантный рыцарь разливался соловьем, и ее светлость слушала его без гнева, потому что сэр Дэвид, в конце концов, не был таким уж неуклюжим воздыхателем. Как вдруг она подняла глаза на террасу и увидела, что ее внимательно разглядывает один из дядюшкиных гостей. Она остановилась, и с губ ее исчезла улыбка.
Лорд Рочестер приподнял украшенную плюмажем шляпу и поклонился. А затем продолжил разговор с собеседниками.
Сэр Дэвид удивленно взглянул на ее светлость.
– Кто этот славный господин? – спросил он весьма небрежным тоном, ибо по природе своей был не из тех, кто Склонен испытывать уважение к кому бы и чему бы то ни было.
– Это лорд Рочестер, – ответила она.
– Ах, Робин Карр! – воскликнул сэр Дэвид и снова глянул на террасу, теперь в глазах его появился интерес. Затем он вновь перевел взгляд на свою спутницу.
– Ваша светлость страдает от жары! – забеспокоился он. – Вы так побледнели.
Она подняла на него свои темно-синие, такие невинные глаза и с иронической улыбкой сказала:
– Вы слишком пристально следите за изменениями моего лица, сэр Дэвид. В упреке он услышал вызов.
– Да кто же не воспользовался бы такой благословенной возможностью? Я смотрю на вас так, как испанцы – я сам тому свидетель – смотрят на лики святых, однако в их взорах нет и половины того благоговения, которое испытываю я.
– Тогда их святопочитание не столь уж велико.
– Напротив! Но мое обожание еще больше.
Она слегка нахмурила брови, и тон ее стал суровым:
– Сэр Дэвид, я – неподходящий объект для обожания.
– Но если я действительно обожаю вас, что я могу поделать? Это превыше меня. Я не могу противиться.
– Этому может противиться мой супруг. Вы забываете, сэр Дэвид, что у меня есть муж.
– И пятьдесят мужей не могут лишить меня счастья боготворить вас.
– Прекрасно, но если вы меня уважаете, то достаточно и одного, чтобы лишить вас права говорить мне об этом.
– Такое право мне даровали вы.
– Каким же образом? – В ее голосе зазвучал гнев. – Вы безумец, сэр Дэвид.
Он даже задохнулся и побледнел. А когда заговорил, слова его были уже сплошным смирением:
– Дозволено ли мне будет осведомиться, чем я заслужил такую отповедь? Я ведь ни о чем не прошу. Я почитаю вас, но не жду никакого вознаграждения. Я ничего не требую взамен.
– Сэр Дэвид, я вас не понимаю. Возможно, я не способна вас понять.
– Но ведь все так просто и ясно! Я говорю, что навсегда останусь вашим преданным слугой, а то, что вы ничем не можете меня вознаградить, – это ничего не значит. Я просто вручаю вам себя, даже если вы во мне и не нуждаетесь. Вот и все, моя дорогая леди. Просто знайте, что есть на свете человек, который готов служить вам верой и правдой, который отдаст за вас все. Возможно, вам это кажется такой малостью…
– Нет, это не малость, сэр Дэвид. – Она вздохнула. – И все же я бы хотела, чтобы вы этого не говорили, поскольку мне нечем вам ответить.
Он окончательно утратил благоразумие.
– Но разве я вас об этом просил?! Я прошу лишь об одном: чтобы вы запомнили мои слова. Уже одно то, что вы их будете помнить, сделает меня счастливым.
Вообще-то подобная приниженность была для сэра Дэвида нехарактерна, с его стороны это скорее был искусный ход: в случае, если его атака встретит сильное сопротивление, он оставлял за собой путь к отступлению, но сохранял возможность возобновить приступ при первом же удобном случае. А в том, что она его слова запомнит и вспоминать их ей будет приятно, он был уверен – он хорошо знал женщин.
В этот момент граф окликнул его с террасы: собеседники решили узнать его мнение по одному из политических вопросов, касавшихся короля Филиппа. Он высказал свое мнение, сэр Томас Овербери продолжил дискуссию, которая, к досаде лорда Рочестера, грозила затянуться. Лорд Рочестер потерял терпение и, оставив спорщиков, сбежал по ступенькам, чтобы поприветствовать леди Эссекс.