– Я знаю одного мага, не менее искусного, чем доктор Формен, но более сведущего в разных лекарственных средствах. Он похвалялся, что у него есть вода, которая убивает медленно и не оставляет следов.
Ее светлость отпрянула.
– Как вы смеете предлагать мне такое, Тернер!
– Милое дитя, я просто ищу способ помочь вам. Разве вы сами не желали ему смерти?
– Я? Я такого вовсе не говорила! – Голос ее светлости дрожал от негодования, но слышалось в нем и иное – страх.
– Вы же сами сказали, что вам не будет покоя, пока этот человек жив… Леди Эссекс вновь наклонилась вперед:
– Есть разница между тем, чтобы желать человеку смерти, и тем, как устроить его смерть. И все же… – Она на мгновение умолкла. – Я лицемерка, Тернер. Вы сейчас заставили меня вздрогнуть, вы заставили меня испугаться, вы вселили в меня ужас. А ведь вы на самом деле лишь указали мне дорогу, на которую я сама желала ступить. Да, отчаяние подталкивает меня на это. – Она снова помолчала, затем продолжила свое объяснение: – Был один джентльмен, он клялся мне в вечной любви, уверял, что готов служить мне во всем и всегда, что готов даже умереть ради меня. Так уж получилось, что и он пострадал от этого Овербери. А этот джентльмен, как говорили, был отличным фехтовальщиком. И вот я подговорила его поссориться с Овербери и вызвать на поединок. Но он подвел меня… Впрочем, не об этом речь. Видите, как я несправедлива? Когда вы предложили мне один способ, я содрогнулась от ужаса, а ведь я сама уже пыталась расправиться с Овербери, только другим способом. – Она встала со скамьи. – Да поможет мне Бог, Тернер! Потому что вся эта история доведет меня до безумия. – Она устало потерла лоб. – Мой дядюшка Нортгемптон прав: быть женщиной – такое бесчестье!
Вдова больше ничего не предлагала, она выжидала. Она прекрасно понимала, что, окажи она леди Эссекс подобную услугу, ее ждет немалая выгода. Смертельная водица обойдется графине не дешевле, чем Форменов субстрат жемчуга. Но не стоит давить, не стоит так уж активно предлагать свои услуги… Вдова была обязана преуспеванием именно своему разумению человеческой натуры: она знала, какой плодотворной почвой оказывается отчаяние, и уже заронила в эту почву семя. Пусть оно прорастет.
– Я всего лишь хотела помочь вам, милое дитя, – повторила вдова, – ибо ваше горе разрывает мне сердце. Дорогая миледи, нет ничего, что я бы не сделала, лишь бы услужить вам.
Нежность, звучавшая в голосе вдовы, оказала свое действие – ее светлость повернулась к ней с милой улыбкой:
– Знаю, дорогая Тернер, знаю. Простите мне мою резкость. Просто в последнее время я стала такой вздорной… Давайте забудем этот разговор.
Ни о сэре Томасе Овербери, ни о горестях миледи более не было сказано ни единого слова. Но в последующую неделю ее светлость часто вспоминала слова вдовы.
К концу недели, измученная отсутствием вестей из Лондона, ее светлость приказала закладывать экипаж и отправилась в Нортгемптон-хауз. Король пребывал в Ньюмаркете, Рочестер состоял при нем. Но дядюшка сообщил, что отсутствие двора не влияет на продвижение дела о разводе.
– Я получил от Рочестера весточку: его величество нашел способ выбраться из тупика. Он назначил в комиссию еще двух членов, на которых может полностью положиться, – епископов Рочестерского и Винчестерского. Однако рассмотрение вопроса отложено до конца сентября.
Это известие глубоко поразило миледи, она понимала, какими бедами может грозить задержка. Она вдруг почувствовала смертельную усталость. Дядюшка заметил, как побледнело и осунулось личико племянницы, и постарался излюбленным способом вернуть ей румянец – ущипнул за щеку.
– Фи! Ну что скажет Робин, когда увидит, что с наших щечек исчезли розы?
– А что еще он может ждать от женщины, измученной горестными мыслями и бессонными ночами? К прежним пыткам добавляются, как вы говорите, новые, и вполне возможно, что мне снова придется предстать перед комиссией и отвечать на эти ужасные вопросы.
– Вряд ли. Но даже если так, разве могут сравниться эти муки с блаженством, что ждет вас в конце? Все будет прекрасно, если только этот подлый Овербери не сотворит какое-нибудь чудо.
У нее перехватило дыхание.
– Что вы сказали?
Он стоял перед ней, заложив руки за спину, и черный халат болтался вокруг исхудалых старческих чресел.
– Я боюсь только одного. Илвиз, новый комендант, получил соответствующие приказания, но этот мир полон подлецами и предателями, и я слыхал, что этот дьявол Овербери во всеуслышание клянется, что, пока он жив, разводу не бывать.
Он уныло опустил голову, но затем рассмеялся, показав пожелтевшие от старости клыки, снова потрепал племянницу по щеке и пригласил отужинать с ним.