Фаворит Марии Медичи

– Чем от него пахнет? – больше ничего особенного в монахе нет – веревка, препоясывающая чресла, потрепанные сандалии, рубаха из толстого льна.

– Кровью? – поднимает брови Мари, поднося шандал поближе. – Смотрите, кинжал.

Под кроватью поблескивает кинжал. Арман тянется за едва не отнявшим его жизнь оружием, и чуть не кричит от удивления: этот стилет с мальтийским крестом на рукояти он сто раз видел в руках Клода Бутийе.

Молча протягивая другу стилет, Арман начинает дрожать: из окна тянет сыростью – дождь идет стеной, гроза удаляется, ворча, вот-вот рассветет.

– У меня его украли третьего дня, в «Святом Фиакре», Арман, – глаза Клода наливаются слезами. – Клянусь Мадонной! Я узнаю этого монаха – он тоже был в таверне! Просто сидел и все. А потом ушел. А потом у меня пропали носовой платок и стилет.

– Может, и платок тоже у него? – интересуется Мари, дотрагиваясь носком туфли до рукава убитого. – И бумаги какие-нибудь?

Преодолев отвращение, Арман быстро обшаривает тело. Четки – обычные, из Палестины – такие есть у каждого второго. Больше ничего.

– Это что же получается? – растерянно озирается Клод. – Мне специально прислали подметное письмо, чтобы я приехал?

Он торопливо рассказывает о своих злоключениях.

– А этот, – содрогнувшись, Арман обхватывает себя за плечи, – положил бы нас всех. Сначала меня с Мари, потом дождался бы тебя. Муж, жена и любовник – все очевидно: убил жену и друга и сам скончался от ран.

– Чем это ты его приложила, дорогая?  – Клод нащупывает бутылку темного стекла, ставшую орудием мщения. – Бургундское? Анжуйское?

– Микстура от кашля, – Мари забирает бутылку и сует в карман сутаны убитого. – Ударная доза.

– Кому ты перешел дорогу, Арман? Что теперь с этим делать? – Клод смотрит на труп и лужу крови, натекшую из раны на коврик. – Куда его девать?

– Сбросим в болото, – спокойно говорит Мари. – И концы в воду.

– Действительно… – шепчет Клод и ждет реакции Армана. – В воду.

– Всего-то скинуть с обрыва. Мигом затянет – помнишь, как осенью теленок утонул?

– Хорошо, – решает Арман. – Четки не забудьте. Мари, отвернитесь – я оденусь.

– Идите в уголок, а мы пока его упакуем, – кивает Мари на кресло, где аккуратно сложено облачение епископа Люсонского. Он надевает штаны, сапоги и дублет. Машинально берется за сутану, но бросает обратно, словно обжегшись.

Мари оборачивает коврик вокруг головы монаха, задирает кверху рясу и обвязывает все это веревкой, снятой с пояса убитого. Труп готов к транспортировке, за веревку удобно тянуть – это очень кстати, потому что тело страшно тяжелое.

– Тише, я открою комнату напротив – там окно выходит на обрыв, – шепчет Мари. – Не разбудите Дебурне!

Дебурне и из пушки не разбудишь. Мимо спящего в смежной комнате камердинера Клод и Арман вытаскивают тело в коридор, потом в окно.

Мокрая трава мгновенно прогоняет остатки болезненной мути из головы, сладкая послегрозовая свежесть наполняет легкие, когда Арман тащит монаха по двору к потайной дверце в ограде.

Вдвоем они еле справляются с каменно-тяжелым трупом.

Сталкивая жуткий сверток в трясину, Клод чувствует только радость и облегчение. Звучный жирный всплеск – монах камнем уходит в глубину. Из потревоженных недр всплывает цепочка мутно-желтых пузырей, самый большой достигает поверхности и шумно лопается.

– Клод… – голос Армана выводит его из ступора.

– Что? – вскидывается он. – Что такое?

– Клод… – Арман глядит на носки своих сапог. – Ты приехал, потому что… поверил письму?

Клод во все глаза смотрит на Армана, но тот не поднимает лица, по шее ходит кадык. Шея тонкая – наверное, опять ничего не ел во время болезни. От сознания, что они все вместе могли бы сейчас в луже крови лежать на полу спальни, Клода продирает озноб.

– Я понял: у кого-то расчет, что вы одни, Арман. И никого не ждете, – голос его дрожит. Конечно же, от пережитого ужаса. – Я не мог оставить вас без защиты.

– Спасибо, – губы Армана тоже дрожат, но когда он хватает Клода за плечо и тычется щекой ему в макушку, озноб проходит у обоих.

На поверхности воды уже никаких следов. Водомерки скользят по безмятежной глади, лягушки квакают с новой силой. Солнце высоко стоит над лесом, предвещая ясный день.

Часть третья Попугай Марии Медичи

Глава 27. Расклад (октябрь 1615, Париж)

– Королева Дисков… – маленькая смуглая рука выудила из колоды узкую карту, сверкнувшую позолотой в пламени свечи. – Драгоценная моя…

Блеснув темными глазами, женщина поднесла карту к губам и легонько прикоснулась к изображенной фигуре.

– Не дури, – белая рука, унизанная перстнями, стиснула плечо гадалки. Льстецы называли эту руку лилейной – но этого эпитета заслуживала лишь холеная кожа. А сама рука – широкая, мясистая, с длинными пухлыми пальцами, впрочем, сильно сужающимися к кончикам, – была отнюдь не лилейной. Когда эта рука с размаху опустилась на заросшую щеку короля Франции и Наварры – он удержался на ногах лишь потому, что отлетел к стене. Встряхнулся, вскинул свою петушиную голову – и вернул ей пощечину.