Фаворит (СИ)

— Что? Бред! Не твое дело! — ее лицо застыло, она словно закрылась от меня. Но через минуту ответила: — Мы живем долго, но нас очень мало. Я несколько раз заводила разговор о том, чтобы сделать его ведьмаком. Ты ведь слышал о таких? Долгая молодость, сила? Это те из людей, кому выпала честь или удача попасть в область наших интересов. Жизнь не вечная, но долгая. Так вот, каждый раз мне приходилось стирать его воспоминания, самую малость, чтобы он забывал о разговоре. Но что-то оставалось, да и не мог он не заметить, что и бабка, и мать, и дочь — все на одно лицо!

Она улыбнулась одними уголками губ, посмотрела на меня. Я положил ладонь на ее холодные пальцы.

— Ну, я-то стареть не собираюсь! — надеюсь, мне удалось прозвучать беззаботно. — От меня тебе никуда не деться.

— Спасибо. — Она склонила голову мне на плечо. — хотя не рассчитывай, что у меня не получится тебя выбросить, когда надоешь.

Мы рассмеялись, чувствуя, как отступает тяжесть, навалившаяся после ее рассказа.

Повозка довезла меня почти до самой мастерской Белла. Прихватив банку и бумагу с рецептом, я постучал в дверь и тут же толкнул, не дожидаясь, пока меня впустят. Кеннет оказался на месте, как и девка-охранник, занимавшаяся, как казалось, десятью делами одновременно, не прекращая при этом зудеть.

— Чем заняты, мой друг? — я уселся на стул, с удовольствием отмечая, что теперь это можно делать без опаски. — Как успехи в нелегком труде?

Кеннет отложил перо, снял очки, от которых на носу ученого остался багровый отпечаток, устало ответил:

— Стараюсь не потерять разум, барон. Эти штуки, что вы мне показали — что-то совершенно невероятное. Нет, ничего необычного, все очевидно… Но почему никто не догадался до этого раньше? Даже так: почему догадались именно вы?

— Друг мой, вы к тому, что есть люди и поумнее? — я усмехнулся, Кеннет зачастил примирительно:

— Нет, нет, не совсем так, что вы!

— Когда-нибудь мы с вами обязательно поговорим об этом, хорошо? А пока могу только сказать, что очень много болел, и мой дядя, славный барон, позволял мне проводить вечера у камина в его библиотеке… Там я и набрался мудрости. Не представляете, до чего изворотлив мозг и на что способен, когда ему не дают охотиться или драться вволю!

Я старался, чтобы это прозвучало как можно более беззаботно, но перед глазами встала сгорбленная фигура Аристарха. Кеннет смотрел на меня, не скрывая удивления, потом спросил с такой серьезностью, что у меня вдоль хребта словно проползла льдина:

— Вы ведь снова что-то принесли. Марта, будьте добры, сходите к пекарю, благородный барон хочет чего-нибудь к кофе.

Толстозадая Марта начала было возмущаться, но уже через секунду мы остались с ученым наедине. Он не отводил от моего лица пристального взгляда, и видимо, что-то такое рассмотрел, потому что следующие его слова обрушили на меня целую лавину:

— Откуда все это, барон? Все эти машины — они слишком совершенны. За ними не один век серьезной работы, пусть и выполнены чертежи неумелой рукой, такое видно сразу. И не ваши они, готов поклясться чем годно. Все это — часть чего-то большего, уверен, даже огромного. Одного мне никак не понять: где и зачем во всем этом я?

Я замер, не в силах ответить. В моих планах этот разговор должен был рано или поздно произойти, но все указывало скорее на «поздно». Ох, не верно я оценил ученого, ох, не верно.

— Вы правы, дорогой друг, во многом. Эти чертежи — они действительно не мои, они… скажем так, довольно старые. Но я разбираюсь в них, пусть и по верхам, на уровне подкованного любителя. И вы мне нужны, очень нужны, потому что однажды может случиться что-то очень страшное, и я боюсь, что мир в его сегодняшнем виде не устоит.

Договорив, я опустил руки на колени, не отводя от ученого серьезного взгляда. Тот молча хмурился, играл желваками, порываясь что-то сказать, но сдерживался. Молчание затягивалось. Белл прикрыл глаза, с силой потер переносицу, на которой все еще выделялся след от оков, и, наконец, вздохнул, словно сдаваясь:

— Показывайте.

Когда перед ним на столе появилась банка с порохом и листок с расчетами, Кеннет взял листок и долго его изучал, потом спросил:

— Громовая соль? Мочевой камень? Что это?

— Лучше один раз увидеть.

Я открыл банку, оглядев стол, взял и поставил перед собой блюдце. Помня случившееся в лаборатории Аристарха, высыпал пороха совсем немного, после чего взял подсвечник и поднес огонь к порошку. Зашипело, но совсем не так зло, как в прошлый раз, и вспышка получилась куда как слабее, но демонстрация произвела впечатление. Кеннет отшатнулся так резко, что упал вместе со стулом. Я, наученный горьким опытом и потому успевший зажмуриться, подскочил со своего места и помог ученому подняться. Тот усиленно моргал слезящимися глазами и морщился от едкого дыма, пока я бегал к двери, чтобы пустить внутрь свежий воздух.

— Да, это было довольно впечатляюще… — Белл закашлялся. — Как вы говорите называется эта штука? Громовая соль?