Фаворит смерти

И я согласился. Стресс и в самом деле был невероятный — я едва держался на ногах, да и не до конца выветрившийся хмель просил добавки, вновь взыграв в крови. Хотелось вытравить из воспоминаний этот эпизод с револьвером, но еще больше — разговор со Смертью. Списать его завтра по утру на пьяный бред.

— Ну вот и отлично! — обрадовался Бартынов.

Мы двинули через темные улицы, ведомые Бартыновым. Никита долго говорил о фатуме, о судьбе и роке, размышляя о пуле, смерти и прочих потусторонних вещах, чем изрядно нам надоел. Чтобы хоть как-то угомонить пьяного философа, мы принялись петь песни. Через несколько кварталов, под мое пение «Агаты Кристи», которой в этой реальности не существовало, мы подошли к красной витрине.

— «Заведение мадам Зузу», — прочитал я ярко-розовую неоновую вывеску. — Это что?

— Сейчас узнаешь, — подмигнул мне Бартынов. И махнул остальным. — Пошли! Сейчас повеселимся.

Мы вошли внутрь.

Догадки мои подтвердились — мы попали в публичный дом.

— Никита, ты чего? Нас же за это из школы отчислят мигом, если узнают.

— Если узнают! — улыбнулся Бартынов. И обратился к распорядительнице, которая вышла к нам в одних стрингах.

Была она уже в возрасте, но формы имела весьма аппетитные и знала себе цену, всем своим поведением показывая — она здесь хозяйка.

— Мадам Зузу, мы хотим расслабиться.

— О! Кто же к нам пожаловал? — обрадовалась она, увидев Бартынова. — Постоянный клиент.

— Верно! — улыбнулся тот. — Да еще и новых клиентов тебе привел. За такое в хороших заведениях скидку дают.

— Тебе и без гостей скидка всегда есть!

— Знаю!

— Так чего изволите? — спросила та, оглядывая нас. — Блондинки? Брюнетки? Рыженькие? Может быть, какие-то особые предпочтения?

— Все и сразу! — воскликнул Никита, доставая платежную карточку.

Я еще некоторое время метался в сомнениях, все-таки мне не хотелось предавать таким образом Агнете — подумать только, что бывает в голове у пьяного! Но когда в коридор вышло около двух десятков голых девушек — худеньких и пышечек, высоких и миниатюрных, совсем еще молодых и тех, про кого говорят «с опытом» — я сдался.

Зазвучала приятная расслабляющая музыка — или это у меня в голове уже началось представление? Принесли шампанского и мы выпили. Меня понесло.

Я схватил двух девчонок-близняшек и потащил их под одобрительные возгласы Бартынова в комнату.

Близняшки оказались не из робкого десятка и показали мне все, что умели. А умели они многое. Я растворялся в их похоти, забывая обо всем, что произошло, наслаждаясь только этим моментом.

Выжатый как лимон, уставший, я отрубился только под утро. Близняшки, примостившиеся с двух сторон, тоже крепко уснули.

Это был сложный день. Впрочем, если бы я знал, что меня ожидает в следующую неделю, я бы так не утверждал, напротив бы хотело, чтобы этот день не заканчивался никогда.

* * *

И вновь потекли ученические будни. Инцидент с револьвером постепенно забылся, я погрузился в учебу с головой. Альберт Михайлович, видя мое рвение, помогал как мог. С помощью своих связей он помог оформить мне допуск в библиотечное хранилище, где имелись весьма интересные книги по магии.

Я постигал хитрую науку, которая давалась мне на удивление легко. Таким успехам Чернов только радовался, скармливая мне курс за курсом и только удивлялся как хорошо у меня получается то или иное заклятие.

Учеба учебой, но и про беззаботную студенческую жизнь мы не забывали. Мы как минимум раз в неделю встречались с Никитой Бартыновым и устраивали вечеринки, посещая все заведения, которые только можно было найти в городе. Мы сблизились с Никитой и он, не смотря на более старший возраст, стал нам наиболее близким. Порой мы долго беседовали о разном, возвышенном, поглощая очередную бутылку «Соснового бора» или «Кремля».

Вскоре о нашей дружбе узнал и Герцен. Для него это стало неприятной неожиданностью. Парни пояснили — Бартынов-старший в хороших отношениях с семьей Герценых поэтому у младшего случилась такая реакция.

Каждый раз видя нас вместе в каком-нибудь очередном баре, Григорий злился и пыхтел. Наша дружба его явно напрягала. Все-таки гораздо правильней было был, чтоб сам Григорий Герцен был другом Никиты Бартынова, как их отцы. Но выходило по другому.

Я же только смеялся с его красной злобной физиономии. Никите Бартынову и вовсе было все по барабану.

…Пятница не предвещала ничего плохого. Встав с раннего утра, сделав зарядку и ощутив бодрость духа, я готов был приступить к изучению новых для меня наук. Настроение было хорошим. Былые проблемы за прошедшее время обесцветились, стали призрачными, далекими. И даже браслет, все так же покоящийся у меня на запястье, уже больше не напрягал. Казалось, я даже убедил себя, что он — всего лишь галлюцинация.

Мне хотелось учиться, жить новой жизнью, где я не инвалид, а здоровый человек.

Парни еще спали — им нужно было только к третьей паре. Я уже собирался выходить, как на комнатный оповещатель пришло сообщение — преподаватель Прохоров собирает весь класс на внутришкольном дворе. Это значило только одно — практические занятия.