— Успокойтесь, — отвечала Екатерина. — Если меня и продадут на базаре, я уже слишком стара для того, чтобы стать звездою гарема султанского. В самом лучшем случае меня подержат одну ночь ради приличия, а под утро выгонят!
20 мая она чуть не погибла — вместе с Потемкиным.
Бахчисарай лежал в изложине крутых гор, а подъездные дороги к нему всегда очень опасны. На крутом спуске лошади вдруг понесли вниз, а лейб-кучер, непривычный к горам, забыл про тормоза. В рукоять тормозов вцепился могучий Потемкин — над обрывом в пропасть лошади разом стали, но сзади их ударила карета — тут подскочили опытные в таких делах татары и удержали карету от падения в ущелье.
Екатерина осталась невозмутима. Потемкин тоже.
— Плевать, — сказал он. — Мы уже приехали.
Иосиф нашел, что Бахчисарай похож на итальянскую Геную. Пестрые толпы татар, ослики в тесноте улочек. А перед кофейнями вертелись дервиши и, приведя себя в экстаз, падали в обморок. Впрочем, дервиши разбежались сразу, как только разнесся слух, будто русская столица переносится в Бахчисарай… Вечером Потемкин угощал приятелей чебуреками, татарской бузой и лилейными щербетами. Сам же выпил множество бутылок кислых щей, поел клюквы и сказал:
— Все! В лимане Днепровском явилась турецкая эскадра.
Де Линь и Нассау-Зиген велели седлать лошадей:
— Скачем! Нельзя упустить такое зрелище…
Появление турецкой эскадры у берегов Тавриды — грозная демонстрация силы. Предупредительная! Но и стратегическая, ибо, крейсируя под стенами Очакова, турки заграждали русским кораблям подходы к Кинбурну. Екатерина сказала Иосифу:
— Видите? Османы очень быстро забыли о Чесме…
На ночь горы вокруг Бахчисарая были иллюминированы плошками. Дипломатов разместили в бывшем гареме хана, где хранились удивительные восковые цветы, сделанные еще бароном де Тоттом. Никто не догадывался, что этот прохвост обладает и талантом скульптора. Екатерина сказала, что видит в этом рок:
— Не странно ли, что все, сделанное Тоттом, рано или поздно попадает мне в руки. Он отлил для Крым-Гирея двести пушек — они мои, украсил дворец для ханов — и дворец стал моим…
Ханские покои реставрировал Осип де Рибас, налепивший всюду столько золота, что впору зажмуриться. По стенам красовались арабские надписи: «Что ни говори завистники, ни в Дамаске, ни в Исфагани не сыщем подобного…»
— Все, мерзавец, испортил! — негодовал Потемкин. — Знай я, что он ничего не смыслит в Востоке — не поручал бы ремонт ему. Разве кто помелом мажет золото по стенкам? Помню, вот тут висела прекрасная люстра, где она? Вместо нее приляпана фитюлька, какие в трактирах бывают… Все разворовал!
— А кто ремонт делал? — спросила Екатерина.
— Арестанты, маляры да солдаты.
— А где красок купили?
— Да на базаре…
Перед сном Потемкин навестил могилу Крым-Гирея; ему перевели эпитафию: «Ненавистная судьба зарыла здесь в землю алмаз нити Гиреев… Не прилепляйся к миру: он невечен. Смерть есть чаша с вином, которую пьет все живущее». Потемкин, скорбный, думая о смерти, вернулся во дворец. Дипломаты пили вино, молодо дурачились. В покоях императрицы еще не гас свет…
— Ты почему не спишь? — вошел к ней Потемкин.
— Я пишу стихи, посвященные «Князю Потемкину».
Стихи, написанные ею в Бахчисарае, уцелели:
На следующий день возник ослепительный Севастополь.
Яков Иванович выехал навстречу поезду, свидание состоялось близ Инкермана — в убогой татарской сакле. Посторонних никого не было, и Булгаков радовался этому.
— Дабы избежать подозрений турецких, я приплыл с австрийским интернунцием. Известно ли вам, что начались народные волнения во Фландрии? Сие угрожает Иосифу потерей Бельгии… Но допрежь дел важных прошу выслушать просьбу личную.
Булгаков сказал, что давно состоит в связи с француженкой, имея от нее детей. Сейчас он оставил их на корабле. Ему желательно обвенчаться, прижитых сыновей узаконить в браке. Екатерина сразу же согласилась сохранить сыновьям дворянство и фамилию отца.
— Пусть семья твоя останется здесь. Но сейчас нам не до свадеб и гулянок. Давай садись, Яков Иваныч, и сообща со светлейшим обговорим, как тебе вести себя в Константинополе, и надо поспешать… Эскадра султана уже рядом!
3. СЕВАСТОПОЛЬ — ПОЛТАВА
Жарища началась с утра — нестерпимая! И все гости были счастливы выбраться из карст; в громадном шатре Потемкина их ожидала благословенная прохлада, внутри таял зеленоватый сумрак, оркестр играл приглушенно, не мешая вести беседы, а лакеи двигались бесшумно, разнося бокалы с напитками…