Из окон Монплезира виднелось тихое море. Надсадно кричали чайки. Солнечный свет легко дробился в зелени лип, посаженных еще Петром I. На пристани со скрипом раскачивались старинные медные фонари. Екатерина задумчиво бродила по комнатам безлюдного павильона. От нечего делать прочитала инструкцию Петра I для ночующих в Монплезире: «Не разуфся с сапогами на постелю не ложица» — это ее развеселило. Потом она пригнала лодку к самому павильону, оставив весла наготове — в уключинах.
— Зачем вам это? — спросила ее Шаргородская.
— Мало ли что… лодка не помешает.
Было очень жарко, ночью она спала с открытыми окнами.
Через день император потребовал от жены, чтобы прибыла в Ораниенбаум, где в Китайском дворце была разыграна пастораль. Петр сам пиликал в оркестре на скрипке, Елизавета Воронцова, следя за танцами Сантини и Маркур, искоса бросала на императрицу настороженные взоры (Екатерина не знала, что вчера муж получил два доноса, взаимно исключающие один другой: некий Будберг докладывал, что Орловы уже готовы для свержения императора, а Степан Перфильев докладывал, что у Орловых нет дня без игры и выпивки, никаким заговором и не пахнет, потому что все пьяные — и он сам пьян!). Екатерина ужинать в Ораниенбауме не осталась. Петр со скрипкою в руках вышел ее проводить. Накрапывал мелкий дождик, любимый арап Нарцис тащил за императором бутылки с пивом.
— Я вас больше не держу, — сказал Петр жене. — Но напоминаю, что в четверг двадцать восьмого июня мы встретимся…
Наступал день Петра и Павла — день именин самого императора и его сына-наследника. Екатерина жестом подозвала карету.
— Мне снова приехать в Ораниенбаум? — спросила.
— Нет, я сам заеду за вами в Петергоф и буду надеяться, что мне и моей свите вы устроите отличный веселый ужин.
— Хорошо. Ужин я вам устрою…
Карету подали. Нарцис открыл бутылку с пивом. Император поднял ее в одной руке, а в другой — скрипку:
— Спокойной ночи, сударыня.
— И вам, мой дражайший супруг…
Больше они никогда не увидятся! (Перед смертью она писала старому Алехану: «Разве можно забыть 24, 26 и 28 июня?» Непроницаемая тайна окутала две первые даты. Нам не дано знать, как провела эти дни Екатерина…) Но зато 27 июня случилось то непредвиденное, что ускорило события 28 июня… В полку Преображенском, где служил капитан Пассек, один капрал подошел к поручику Измайлову:
— А что, скоро ли учнем императора свергать?
Измайлов поспешил с доносом, и дело пошло по инстанции — выше и выше, пока не добрались до Пассека, который больше всех орал, что «петрушке» он башку кирпичом проломит. Вечером прибыл курьер из Ораниенбаума с резолюцией императора: Пассека арестовать! Пассека арестовали, но караульные замок тут же сбили.
— Беги, мил человек, мы за тебя, — сказали солдаты.
Пассек, человек мужественный, рассудил здраво: если убежит из-под ареста, начнут копать дело далее и наверняка доищутся до верхушки заговора. Значит, сиди и не чирикай.
— Закрой меня, робятки, — велел он солдатам…
Гришка Орлов прибежал к Панину.
— Пассек арестован, — сообщил он.
— Ну и что ж? — зевнул Никита Иванович.
— Как что? Вот станут ему ногти в дикастерии нашей клещами вытягивать, так он и распоется про дела наши…
Панин нашел верное дипломатическое решение:
— Пойду-ка я посплю… — И ушел.
Григорий Орлов наскоро переговорил с братьями:
— Поспешим, пока всех нас за шулята не перехватали…
— Баста! — сказал Алехан, заряжая пистолеты. — Все сделаю сам. А ты, Гришка, дома сиди, благо Степан на тебя налип.
Он имел в виду Перфильева. Гришка предложил:
— Может, мне сразу зашибить его, как муху?
— Успеется, — отвечал Алехан. — Сейчас иди к нему, вина ставь бочку, карты клади — играй и проигрывай… на деньги плевать! Завтра или на плаху ляжем, или вся Россия нашею станет…
Был уже конец дня. Григорий Орлов явился под надзор Перфильева, с треском распечатал колоду карт. Он знал, что ему играть до утра. В это же время Федор Орлов прискакал в Аничков дворец, сунулся в приватные апартаменты гетмана Кириллы Разумовского.
— Вы один? — спросил гетман.
— Но за мною — вся гвардия!
— Кто вам поручил навещать меня?
— Мой брат Алексей. Он сейчас поскачет в Петергоф, а вы, как полковник измайловцев, сможете ли свой полк?..
Гетман поднятой рукой придержал его речь:
— Пошел вон… болтун!
Изгнав Федора Орлова, он призвал адъюнкта Тауберта.
— Иван Иваныч, — сказал он ему, — сейчас вы спуститесь в подвалы Академии, где приготовлен печатный станок и сидит наборщик. Сразу же, как в ваши руки попадет манифест о восшествии на престол императрицы Екатерины Второй, вы…
— Нет, нет, нет! — в ужасе закричал Тауберт. — Ради бога, сиятельный граф, избавьте меня от этого… Я знаю, чем в России кончаются такие дела. Умоляю — не губите меня.
Разумовский резко поднялся из кресла:
— Но вы уже извещены о тайне, которую я вам доверил. А это значит, что у вас осталось два выхода: или вы спускаетесь в подвал к печатному станку, или…
Он сурово замолк. Тауберт пал на колени:
— Не принуждайте меня, высоковельможный гетман.