– Она находится примерно в трехстах лье отсюда, – ответил Аркадиус с поспешностью, явно доказывавшей, насколько он рад переменить тему разговора, – по дороге через Лион и Турин. Слава Богу, это время года позволит беспрепятственно преодолеть перевал, и на хорошей почтовой карете можно легко делать от двадцати пяти до тридцати лье в день.
– При условии остановок на ночлег? – прервала его Марианна. – А если спать в карете и ехать непрерывно?
– Это мне кажется трудным, особенно для женщины. И надо иметь по меньшей мере двух кучеров. Гракх не выдержит так долго. Форейторы – другое дело, они меняются на почтовых станциях. Вам лучше рассчитывать на пятнадцать дней, потому что, кроме гор, значительно снижающих скорость, возможны любые дорожные происшествия…
– Пятнадцать дней! Следовательно, надо выехать 1 мая! Слишком мало времени остается, чтобы Язон успел приехать. А… верхом можно добраться быстрей?
На этот раз Жоливаль рассмеялся.
– Безусловно, нет. При любом аллюре вы не выдержите больше двенадцати лье в день. Надо иметь дубленую шкуру конного гренадера, чтобы преодолевать большие расстояния. Вы знакомы с историей курьера из Фридланда?
Марианна сделала отрицательный знак. Она обожала истории Аркадиуса, которых у него всегда был большой запас.
– Среди курьеров Наполеона, – начал Жоливаль, – есть один особенно стремительный, некий кавалерист Эспри Шазаль, по прозвищу Мусташ. На другой день после битвы у Фридланда Наполеон захотел, чтобы известие о победе достигло Парижа по возможности быстрее. Это поручение он сначала доверил своему зятю, князю Боргезе, одному из лучших кавалеристов Империи. Но через двадцать четыре часа он отправил с таким же донесением знаменитого Мусташа. Проехав около пятидесяти лье, Боргезе сменил коня на собственную карету и катил в ней днем и ночью. Мусташ же удовольствовался тем, что имел сменных лошадей на станциях и собственную выносливость. Он скакал без отдыха и за девять суток – вы слышите? – покрыл четыреста пятьдесят лье, отделяющих Фридланд от Парижа… и прибыл раньше Боргезе. Необыкновенный подвиг! Но он после этого едва не умер, а Мусташ – это гигант, высеченный из самого твердого гранита. Вы же, дорогая Марианна, совсем не Мусташ, даже если у вас больше мужества и выносливости, чем у большинства женщин. Я раздобуду самую прочную берлину, и мы отправимся в путь…
– Нет, – прервала его Марианна, – я предпочитаю, чтобы вы остались здесь.
– Здесь? Почему? Из-за данного вашему крестному обещания? Вы боитесь…
– Нисколько. Но я хочу, чтобы вы остались ожидать Язона. Вдруг он приедет после моего отъезда, но, не зная, чего я жду от него, и не встретив никого, кто ввел бы его в обстоятельства этого дела, он не сможет попытаться догнать меня. Он сильный мужчина, моряк и, могу поклясться, превосходный кавалерист. Может быть, – добавила она, в свою очередь покраснев, – он попытается ради меня повторить подвиг Мусташа… или приблизиться к нему…
– …и связать Париж с Луккой за одну неделю? Я верю, что ради вас он действительно способен это сделать. Итак, я остаюсь, однако вы не можете ехать одна. Дорога слишком долгая…
– Мне уже приходилось быть одной в дальней дороге, Аркадиус! Я возьму с собой Агату, и с Гракхом-Ганнибалом на козлах мне нечего будет особенно бояться.
– Может быть, вы хотите, чтобы я пошел за Аделаидой?
Марианна заколебалась.
– От нее нет никаких новостей!.. – начала она.
– Зато у меня есть. Я несколько раз ходил к ней. Она не проявляет ни малейшего желания вернуться. Не хочется вас огорчать, но, по-моему, она лишилась рассудка. Честное слово, она влюблена в этого Бобеша!
Аркадиус подошел к окну, поднял занавес и выглянул наружу. Ночь тихо окутала небольшой сад. Улыбка Амура в каменном бассейне немного стерлась и стала загадочной. Жоливаль вздохнул.
– Если бы ваш крестный не ждал в конце пути, я не отпустил бы вас, Марианна. Вы подумали о том, что скажет Император? Не лучше ли прежде отправиться к нему, поскольку он в первую очередь является заинтересованным лицом?
– А что он сможет сделать? – довольно нелюбезно сказала Марианна. – Выберет супруга по своему вкусу и причинит этим невыносимые страдания. Я не хочу, чтобы он отдал меня другому. Лучше уж вынести его гнев. От него мне будет меньше горя.
Аркадиус не настаивал. Он опустил занавес и вернулся к Марианне… Какое-то время они оставались лицом к лицу, молча глядя друг на друга, но в их глазах отражался целый мир привязанности и взаимопонимания. Марианна поняла, что пробудившееся в ней опасение перед открытой кардиналом необычайной перспективой сейчас находит отклик в сознании Аркадиуса и что время ее отсутствия будет для него тяжелым испытанием.
Впрочем, он и сам сказал об этом приглушенным голосом:
– Я всем сердцем надеюсь… да, я надеюсь, что Язон Бофор прибудет вовремя! Как только он появится, он тут же уедет, и на этот раз я буду его сопровождать. А в ожидании этого я, хотя не особенно верующий, буду молиться от всей души, чтобы он приехал… чтобы…
Неспособный больше сдерживать свои чувства, Аркадиус де Жоливаль разразился рыданиями и выбежал…