Фаворитка короля

Эдуард нуждался в том, чтобы рядом с ним были его близкие. Сейчас, как и всю свою жизнь, он мечтал о том, чтобы с ним были его дети и те воспоминания, которые они в нем пробуждали. Он был героем на поле брани, он был непревзойденным правителем, он обладал несравненной физической силой — но дома ему была необходима опора, его семья. Ему недоставало любви близких, и это пагубно отражалось на его настроении, на его душевном здоровье. Проведя детство в одиночестве, взаперти, под властной рукой себялюбивой матери, Эдуард не мог спокойно жить без Филиппы и рожденных ею сыновей и дочерей. От этой семьи он во многом зависел, ибо близкие дарили ему любовь, которой он был обделен в начале своей жизни, и вливали в него свежие силы.

Но как же быть теперь, когда его семья так заметно сократилась? Два сына находились во Франции, целиком поглощенные военными делами. Лайонел умер в Италии. Все дочери, кроме одной, умерли. Томас был еще слишком юн, слишком увлечен свойственными его возрасту забавами, чтобы служить опорой для отца.

«Но отчего же ты сама не можешь дать то, в чем он нуждается?» — сурово спрашивала я себя и вынуждена была честно признать: я многое могу ему дать, но только не то ощущение кровного родства, в котором нуждался Эдуард. Кто мог помочь в этом? Любимая дочь Изабелла. Своенравная, капризная, невыносимо надменная, враждебно настроенная ко мне, и все же помочь здесь могла только она.

И сейчас я увидела из окна знакомую фигуру Изабеллы, которая вышла из дорожных носилок, разукрашенных гирляндами цветов и выложенных мягкими подушками. С ней не было мужа, от которого она в свое время потеряла голову, но зато были две светловолосые девочки, обещавшие со временем превратиться в таких же красавиц, как мать. Прибытие я наблюдала из каморки, расположенной над парадным входом во дворец. Не успев ступить на каменные плиты двора, Изабелла принялась раздавать налево и направо распоряжения, будто никогда и не уезжала отсюда.

Пока Изабелла распоряжалась в Хейверинге, я задумчиво барабанила пальцами по подоконнику. Подкараулить ее здесь? Или дать ей возможность устроиться как следует и встретиться с Эдуардом, как она сама пожелает? Я перебирала в уме достоинства и недостатки того или иного варианта встречи. Если я сейчас спущусь вниз, произойдет неизбежное столкновение характеров, обмен колкостями, и некому будет погасить обиду, которая непременно вспыхнет от этих слов, как сухой хворост от поднесенного факела. Да! Но если я позволю ей повидаться с Эдуардом и выдвинуть свои требования, распорядиться насчет своих покоев, то сразу растеряю все преимущества. Мы не успеем сесть за ужин, как Изабелла станет здесь полной хозяйкой.

Ну что ж! Я перестала стучать по подоконнику и взвесила, насколько мой наряд приличествует такому торжественному случаю. Когда это я отступала перед мелкими неприятностями? Разве я в этом дворце не у себя дома? Кто следит за расходами, кто ведет здесь все хозяйство? Да поможет мне Бог сдержать свой норов и следить за словами — Изабелла нужна мне в качестве союзницы. И когда она наконец вошла стремительными шагами, я, уже давно и полностью освоившая все тонкости придворного церемониала, стояла на королевском возвышении Большого зала, одетая со всем положенным великолепием, а рядом со мной заняли места Латимер и слуга.

— Комнаты для меня приготовлены? — спросила, ни к кому конкретно не обращаясь, Изабелла, великолепная и властная, как всегда наряженная, невзирая на долгую дорогу, в затканное серебром нежно-зеленое верхнее платье, на которое я взглянула с мгновенно вспыхнувшей завистью.

У меня сейчас вообще был бы жалкий вид, если бы я не успела переодеться и заменить то скромное зелененькое платьице, которое было на мне в самый момент приезда Изабеллы, на самый новый наряд, очень нравившийся Эдуарду. Изабелла не утратила прежней привычки с ходу ошарашивать кого угодно. Но теперь и я была готова показать свое новое положение и богатство: на мне было невероятно роскошное облегающее фигуру платье из фиолетового шелка с ярко-алыми и синими вставками. В таком платье, да еще с котарди из золотой парчи просто невозможно было поблекнуть даже рядом с принцессой. Здесь я хозяйка, и я подала слуге знак проводить свиту Изабеллы и ее дочерей в приготовленные для них по моему распоряжению покои.

Изабелла осталась в зале. На меня смотреть она избегала — с хорошо разыгранным безразличием, но и с заметным неудовольствием, — а вместо меня обратилась к Латимеру:

— Латимер! Как приятно вернуться в родной дом! Будьте любезны подать мне вина.

— Сию минуту, миледи.

Латимер поклонился принцессе, а потом и мне, и лишь после этого поспешил выполнять ее приказ. От Изабеллы это не могло укрыться, ее прекрасные брови высоко взлетели, а взгляд наконец-то сосредоточился на мне — я и не сомневалась, что она обратит на меня внимание, лишь когда сочтет это необходимым. Меня она заметила сразу же, едва переступив порог. Ну как могла она не заметить фиолетового с алым платья?

— Вот как! Мистрис Перрерс!

— Миледи. — Я сделала реверанс.