— Вы делили ложе со многими женщинами? — спросила я напрямик.
— Да, — ответил он, поднося чашу к губам и произнося тост мысленно. — Для вас это так важно?
— Вовсе нет.
— Вам я задавать такой же вопрос не стану.
— Не станете. — Я чуть слышно вздохнула. — Но я была невинной девушкой, когда взошла на ложе Эдуарда. — И тут же пожалела, что вызвала призрак короля в эту комнату. Немного скривила губы. — Простите меня…
— Вам трудно, Алиса, правда? — Он с таким глубоким сочувствием погладил мою руку, что я была тронута до глубины души.
— Да. Нелегко. — А что в жизни давалось мне легко?
— Мы заранее знали, что будет нелегко. Но этот день принадлежит нам, и посторонним вмешиваться мы не позволим.
Мы закрепили свой брачный союз освященным веками способом, на посыпанных лавандой простынях Виндзора — какая у него, однако, толковая домоправительница! А как он заботился о моем удобстве — очень трогательно для старого солдата! И как бережно, с неожиданной нежностью, обращался со мной — до тех пор, пока его не одолело нетерпение и он не принялся раздевать меня так, как будто вел очередную военную кампанию против ирландцев: с огромным коварством и неожиданными атаками, призванными сокрушить любые преграды. Собственно, и преград-то никаких не было — опыта хватало нам обоим. Разве что я была как никогда сдержанной, замкнутой.
— Алиса!.. — Я почувствовала, как напряглись мои мышцы, когда он распустил завязки платья и пробежал пальцами по моему затылку. — Вам можно получать удовольствие.
— Да, я понимаю. Просто…
— Я знаю, что у вас так «просто»… Вы слишком много думаете. Давайте-ка я соблазню не только ваше тело, но и разум. — Губы у него были нежными, дыхание ласкало теплом мое плечо.
— Вы же не знаете поэзии, — удалось мне выговорить, набрав в грудь воздуха, пока он целовал чувствительную кожу пониже уха.
— Зато я знаю, как пользоваться губами для иных целей, нежели произносить бессмысленные сентиментальные строчки. Например, вот так…
Он действовал слишком успешно.
Я не сравнивала его с Эдуардом. Не сравнивала. И не стану. Рядом с нами не было призраков — ни Эдуарда, ни тем более Дженина Перрерса. Что же касается безымянных, безликих духов былых возлюбленных Виндзора, то я не почувствовала, чтобы хоть кто-то из них наступил на подол моего платья, когда он вел меня на ложе. А потом Виндзор заполнил весь мой разум без остатка. Это был новый любовник, по-новому ласкавший меня с таким искусством, что сердце замирало. Любовник, обладавший многочисленными талантами, на постижение которых требовалось время.
Насколько я понимала, такого времени в моем распоряжении не было.
Из практических соображений (которые были крайне необходимы) я озаботилась тем, чтобы предохраниться. Для этой цели я использовала средство, приготовляемое старухами знахарками: свернутым в несколько раз кусочком шерсти, пропитанным кедровой смолой и помещенным туда, где это нужнее всего. Кедровая смола очень пачкается, но это вещь незаменимая. Понести я могла, как всегда, быстро, а Виндзору совершенно не нужно сейчас заиметь от меня ребенка. Не открывали ли мы с ним своим браком ящик Пандоры, из которого могут вырваться неисчислимые опасности и беды? Ребенок сейчас мог бы стать оружием в руках тех, кто желал мне зла. Кроме того, одно я знала совершенно точно: как бы ни осуждали мое поведение другие, Эдуарда необходимо оберегать. Я не стану подсовывать Эдуарду чужого ребенка и не позволю, чтобы короля называли рогоносцем.
А что же Виндзор? Он понял меня и согласился. Мы оба ясно сознавали страшный риск, на который пошли, и ту невероятную осторожность, которую придется проявлять в нашем браке.
После этой брачной ночи я не получила никакого подарка. Меня это не интересовало. Впервые в жизни мне преподнесли подарок, который был куда дороже любых драгоценностей. Я не могла еще подыскать этому дару название, но вполне сознавала его огромную ценность.
Мною овладело удивительное ощущение счастья, оно поселилось в душе, как птица, вернувшаяся в свое гнездо. Плотские утехи разморили меня. А обмен мнениями на равных — ибо разве не были мы равны в своем честолюбии и талантах? — приносил мне невероятную радость. Таким образом, мы наслаждались недолгой идиллией в своем имении Гейнс, вдали от врагов, от придворных интриг, от повседневных забот. Те несколько дней, которые мы сумели урвать для себя, выдались долгими и теплыми, идеальными для любовников.