Я омыла ему лицо и все тело, стараясь дышать неглубоко, чтобы меньше ощущать вонь гниющей плоти. Мысли были заняты одним: что рассказывала о чуме сестра Марджери, которая в аббатстве занималась врачеванием. Рассказывала она совсем немногое, но я старалась действовать на основании ее указаний: распахнула настежь окна в комнате Дженина, выпуская зараженный воздух, а ради своей безопасности вымыла руки и лицо в уксусе, ела только хлеб, вымоченный в лучшем вине, какое было у Дженина (как возмутилась бы подобной расточительности синьора Дамиата!). Ничто, однако, не могло остановить ужасное, стремительное развитие болезни Дженина. Каждый звук гулко разносился по пустому дому — а единственными звуками в нем были хриплое дыхание моего пораженного болезнью мужа и шаги смерти, которая надвигалась все ближе и ближе.
Боялась ли я за себя?
Да, боялась, но если зловещие бубоны могли перейти с Дженина на меня, это уже должно было произойти. Если чума способна перепрыгивать через стол, за которым мы корпели над учетными книгами, то я уже была обречена. Поэтому я решила остаться в доме и пережить разыгравшуюся бурю.
Под дверью спальни появилась записка. Сгорбившись на табурете, смертельно уставшая, я наблюдала за тем, как медленно кто-то просовывает ее из коридора. Дженин дышал все тяжелее, жар не отпускал его ни на миг. Я тихонько подошла к двери, прислушалась к удаляющимся легким шагам, подобрала маленький листок, развернула его и прочитала — любопытство оказалось сильнее усталости. Ха! Никакой загадки. Я без труда узнала руку Гризли, да и весь текст был написан таким почерком, каким счетовод пишет документы. Я снова опустилась на табурет и вчиталась в текст.
Ясное и недвусмысленное предупреждение. Даже мороз по коже продирает. Оставив уснувшего беспокойным сном Дженина, я приступила к поискам.
Ничего! Совсем-совсем ничего!
Пока ее брат лежал при смерти, синьора Дамиата постаралась на совесть. Ни в его кабинете, ни в целом доме не осталось ничего мало-мальски ценного. В сундуках Дженина не нашлось ни единого кошеля с золотом. Не нашлось там ни свитков, ни учетных книг, ни даже счетных палочек. Она как метлой вымела дом, забрав все, что могло представлять малейший интерес для грабителей. И для меня тоже. Исчезло все и из моей собственной каморки, даже новая накидка — единственная ценная вещь, которая принадлежала мне и на которую могла положить глаз Синьора.
У меня не осталось ровным счетом ничего.
В спальне наверху Дженин испустил крик нестерпимой боли, и я возвратилась к нему. Я сделаю для него все, что в моих силах, буду омывать его и стараться облегчить страдания, хотя он уже мало чем отличался от гниющего трупа.
Конец наступил неожиданно быстро. Думается, меня саму спасло вино из запасов Дженина, а вот отвар из зеленых побегов шалфея (была у синьоры Дамиаты грядочка на ее крохотном огородике), помогавший лечить язвы и ожоги, ему совсем не помог. К вечеру второго дня он перестал дышать. Как быстро может здоровый человек расстаться с жизнью — всего лишь за то время, какого хватило бы, чтобы ощипать и сварить курицу! Он даже не осознал того, что я находилась рядом с ним. Молилась ли я о нем? Да, если считать молитвой прокалывание бубонов, чтобы выпустить из тела отвратительно пахнущий гной. Вот теперь во всем доме воцарилась полная тишина. В этой тишине я накрыла лицо мужа чистым полотном, подхватив выпавший из складок простыни документ. Потом села на табурет рядом с телом Дженина, не смея шелохнуться из страха, что смерть заметит и меня тоже.
Очнулась я от шума крыльев птицы, взлетевшей с каминной трубы на крыше. Моя душа смерти явно не понадобилась, поэтому я развернула попавший в мои руки документ и прочитала. То было свидетельство, подтверждавшее права Дженина на поместье в Уэст-Пекеме, где-то в графстве Кент. Я дважды перечитала, и в уме стало прорастать зернышко замысла. Этот документ открывал передо мной некие возможности. Как извлечь из него пользу, я не знала, зато знала человека, который в этом разберется. Только как его отыскать?
Я медленно спускалась по лестнице, но остановилась на полпути, заметив внизу фигуру — в тесной прихожей меня поджидала синьора Дамиата.
— Он умер?
— Да.