Фаворитка месяца

Майкл Маклейн возненавидел Северную Калифорнию, возненавидел съемки, возненавидел Сэма, возненавидел Эйприл, возненавидел сценарий, возненавидел этот фильм – не фильм, а какое-то, дерьмо. Более всего он возненавидел Джан Мур и внезапно с удивлением обнаружил, что возненавидел даже свою роль. И дело не в том, что он участвовал в создании этой продукции, годной разве что на корм псам, а вообще в кино, в любом фильме. Ему стало скучно. И если для своего уровня он получал неплохие деньги, это не имело отношения к делу, потому что у него уже было столько денег, что с лихвой хватило бы на всю жизнь.

И если Майкл не бросал все это, то только потому, что не мог придумать себе другого занятия. Чем еще можно было развлечься? Ему всегда нравилось быть звездой, спать с красивыми женщинами. Но теперь и то, и другое наскучило ему.

Майкл был слишком молод, чтобы удаляться от дел, а бизнес никогда не привлекал его. Перспектива открыть компанию по производству воздушной кукурузы или фабрики соусов для спагетти, или, того хуже, сеть ресторанов, его никоим образом не привлекала. Потому что каким бы ни было его следующее предприятие, Майкл точно знал о нем две вещи: первое – оно должно быть с размахом, и второе – он сам должен быть лучше всех.

Естественным и логичным шагом было бы попробовать себя в качестве режиссера или продюсера. Каждый актер видел себя режиссером. Но у Майкла уже была одна такая попытка в «Висящем на скале», и ему не хотелось повторять этот опыт.

Слишком велико было напряжение. Тебя признавали номером первым, но только до выхода картины. Потом тебя готовы были сожрать живьем.

Он мог бы заняться той ерундой, которой стал заниматься Редфорд. Но надо смотреть правде в глаза: Майкл уже не был бы первым в этом деле, кроме того, у него не было особого интереса сидеть и слушать тупоголовых студентов из Чикаго, какие у них взгляды на «киноискусство».

Был еще один выход – политика. Но политика на провинциальном уровне, в которую пошел этот идиот Сонни Боно, не волновала его. Политика в национальном масштабе была бы куда интереснее. Майкл уже делал значительные вклады в разные фонды и включился в дела своей партии. Но как найти свою нишу? Стать сенатором? Но сможет ли он нести эти обязанности?

И потом, не получится ли так, что он станет всего лишь одним из сенаторов?

– Мы вас ждем, мистер Маклейн! – послышался голос одного из ассистентов. Майкл сжал кулак и стукнул им по столу.

«Господи, – думал он. – Почему жизнь так несправедлива!» Ведь он не только внешне выглядел лучше Рональда Рейгана, он превосходил его и как актер. Как получилось, что Ронни сумел получить такую выигрышную роль?

Не хватало света для съемок на пляже, съемочная группа как могла пыталась бороться с облачностью. Можно было бы использовать так называемый «солнечный прожектор», но без естественного освещения изображение выходило некачественным. Наладив провода (электричество и вода несовместимы, хотя и встречаются на пляже), потом наладив объективы (песок и камера также несовместимы), они наконец были готовы.

Предстояли длинные панорамные съемки, заканчивающиеся крупным планом объятий и поцелуя. Джан, уже давно на взводе при мысли о предстоящей сцены с Майклом, была вне себя от разных проволочек. Наконец все было готово. Она обернулась к Май, чтобы снять свитер и заменить его на обманчиво простую блузку, предназначенную для съемок.

Конечно, блузка была далеко не проста. Она выглядела как мужская рубашка, хотя по сценарию и должна была быть рубашкой Майкла, которую героиня надела выйти погулять после того, как они занимались любовью, но она была сделана из тончайшего хлопчатобумажного полотна, была гораздо мягче и тоньше любой мужской рубашки. А для того, чтобы как можно больше подчеркнуть формы Джан, рубашку намочили, так что она стала полупрозрачной и, плотно прилегая к телу, обрисовывала ее грудь.

Джан хотела, чтобы для этой сцены использовали дублершу, но Сэм упросил ее сняться самой.

– Это будет трудно сделать достаточно убедительно, а твоя грудь просто прекрасна, – бормотал он, зарывшись в ее груди лицом, когда они лежали в постели. Джан пыталась спорить, но он твердил свое. – Поверь мне. Шрамов не будет видно.

Теперь она повернулась к Май как за рубашкой, так и за уверенностью в себе, которую давала ей эта старая женщина. Когда дело касалось внешности, Джан могла доверять только Май. Бог знает, как бы ей удалось выдержать съемки, если бы не Май.

Но сейчас, когда она повернулась к старой женщине, ее поразил вид самой Май. Боже, как старо она выглядела! Ее лицо было мертвенно-бледно, и Джан казалось, что все ее морщины стали еще глубже, чем раньше.

«Неужели съемки этого фильма действуют на Май так же, как и на меня?» – подумала Джан.

– Тебе плохо? – спросила она.

– Голова болит, – сказала Май и поморщилась, но Джан не успела расспросить ее как следует, потому что в этот момент явился Джоель и стал ее торопить. Костюмерша начала увлажнять рубашку, а парикмахер очень искусно создал иллюзию спутанных прядей, падавших на лицо.