Фаворитка месяца

Говард замолчал, потрясенный ее реакцией. А в этом мире было очень мало вещей, которые могли бы потрясти голливудских адвокатов. Он облизал губы, сцепил руки и положил их перед собой на безукоризненно чистый стол.

– Я вижу, что вы очень возбуждены, но со временем ваша точка зрения может измениться. Судебное расследование может оказаться длительнее и дороже, чем расследование Клиффа Робертсона. Это будет значительно хуже, чем дело Арта Бухвальда. Студия не может отказаться от права использовать ваше изображение. Вы подписали контракт, позволяющий использовать дублера. И подавать в суд на это… У вас нет шансов.

– И все-таки я настаиваю!

– Но самое главное, это ни к чему не приведет. Эйприл Айронз и свора банкиров вложили в этот фильм сорок миллионов. Вы не сможете их остановить…

Слезы выступили на глазах Джан. Ее вновь охватило чувство беспомощности, которое она пыталась подавить, но теперь оно лишило ее всякой энергии. Джан чувствовала себя слабой и беспомощной. Она заплакала.

– Значит, я ничего не могу сделать? – прошептала она.

– Здесь, – сказал Говард, протягивая ей безупречно чистый платок, – вы можете вытереть нос.

Выйдя из офиса Говарда Тафта, Джан была слишком зла, чтобы идти домой, слишком разъярена, чтобы стоять на месте. Она чувствовала, что если не будет двигаться, то или разобьет что-нибудь, или ударит кого-нибудь, или просто взорвется. Возможно, у нее не было никаких законных прав, но у нее были ее личные права. Она села в машину и поехала.

Джан тяжело дышала, фыркала, как лошадь. Лос-Анджелес размягчает, думала она, но не ее, не сейчас. Она чувствовала, что стала жестче, чем когда-либо, как сталь, как алмаз, она готова резать. Если Сэм в Лос-Анджелесе, она найдет его. Если нет… Джан въехала в ворота ограды его дома.

В сумке она нашла ключ. Ну зачем она таскает с собой так много барахла? Джан попыталась вставить ключ в замок, но у нее тряслись руки. Она глубоко вздохнула, потом успокоилась и обеими руками вставила ключ в замок.

Сэм был дома один. Джан не отреагировала, если бы он находился в компании какой-нибудь девчонки. Ей уже все было безразлично. Сэм лежал на софе, рука на глазах, текст сценария на груди. Какой-то свеженький фильм для какой-нибудь другой женщины, которую он тоже погубит.

– Ты, вшивое дерьмо! – закричала Джан.

Сэм подскочил на софе и отбросил в сторону текст сценария.

– Боже мой! Джан! Мери Джейн! Послушай, я знаю, что ты собираешься сказать…

Он дышал как после марафонского забега. Отлично, она испугала его. Она хотела его испугать.

– Нет, ты не знаешь, мерзавец!

– Эй, – он стоял, тяжело дыша и протянув вперед руки, обращенные вниз ладонями – жест Будды, успокаивающего воду. – Не нужно…

– Ты, подонок, не смей мне говорить, что нужно, а что нет, и как мне себя вести! Ты лживый ублюдок!

– Это ты лгала! Я…

– Я видела фильм!

У него хватило ума на секунду замолчать. Джан смотрела, как Сэм пытается дышать ровнее. Старый актерский трюк. К черту его и его трюки!

– Джан, у меня не было выбора. Фильм не удался. Я подвел Эйприл. Я подвел тебя. Только так можно было все спасти. И, – он остановился на мгновение, – раз ты его видела, то уже преодолела свое…

– Отвращение?

– Нет, удивление, и наверняка понимаешь, что все это работает. То, как я режиссировал эпизоды с твоим участием…

– Ты режиссировал мои эпизоды? Ты трахнул меня, как двадцатидолларовую шлюху. И не оскорбляй меня разговорами о том, что мне это понравится. И ты не мои эпизоды режиссировал. Я не была проинформирована об этих съемках, и не имею к ним ни малейшего отношения. Это были парочка дублеров, Майкл Маклейн и тюбик глицерина!

– А зачем было бы тебя спрашивать? Ты бы не согласилась. Да мы и не были в настроении вести переговоры.

– У вас нет такого настроения и сейчас.

Джан на минуту замолчала и почувствовала, как остывает ее гнев. Она бросила сумку и чуть не села на пол от охватившей ее слабости. Но Джан не хотела показать свою слабость. Она хотела быть сильной, злой и страшной, а потому сузила глаза, понизила голос и молча двинулась на Сэма. Сэм попятился.

– Ты предал меня, а я, как последняя дура, обвиняла в этом себя. Когда-то в Нью-Йорке я думала, что, будь я посимпатичнее, или добрее, или сексуальнее, или более понимающей, ты не сбежал бы от меня из Нью-Йорка и не отдал бы мою роль Бетани. – Она обошла диван, а Сэм все пятился и пятился. – Я во всем винила себя! Но как же ты сейчас оправдаешься? Теперь-то я и красивее, и добрее, и сексуальнее. Какова же причина твоего предательства на этот раз? Ты ведь знаешь, я хотела быть серьезной актрисой. Ты знаешь, насколько важна эта картина для меня, для моей карьеры…

Сэм прислонился спиной к камину.