Фаворитки французских королей

Монморанси направился к королю и всеми силами пытался его убедить в справедливости опасения госпожи сенешальши, однако король, пообещав подумать над скорейшим разрешением серьезной проблемы, не согласился на применение жестоких и бесчеловечных мер в отношении протестантов.

18 октября 1534 года почти во всех городах Франции были расклеены своеобразные памфлеты, в очень резких выражениях обрушившиеся на догмы церкви, в частности — святое причастие. Один из таких памфлетов был прикреплен к дверям королевской опочивальни в Блуа. Разумеется, Диана де Пуатье, все время пытавшаяся стать государственной дамой номер один в королевстве, сразу же обвинила герцогиню д’Этамп в том, что именно она, участвуя в заговоре реформатов против короны, велела наклеить его на дверях Франциска.

„Герцогиня же знала подход к своему любовнику: нежная, ласковая, вкрадчивая, она между двумя объятиями ходатайствовала за своих друзей… и король обещал не предпринимать никаких репрессий.

Но парижский парламент, в котором у Дианы де Пуатье были друзья, решил своею властью разжечь костры, и первые шесть протестантов были сожжены…

И тогда Клеман Маро, не слишком уверенный в своем будущем (ибо силою обстоятельств имел всех своих покровителей и покровительниц среди реформатов — прим. автора), решил покинуть Францию. Перед отъездом ему пришла в голову забавная идея „наделать шуму“, и он опубликовал поэму „Прощание с парижскими дамами“, где перечислял „весьма недвусмысленно и со множеством вольных подробностей всех женщин, с которыми получил удовольствие…“

Нетрудно догадаться, что эта поэма вызвала большой скандал и стала причиной ужасных драм во многих семьях.

Маро же вовремя сбежал в Венецию, где занялся сочинением весьма назидательных песнопений, и по сей день исполняемых в храмах…

Диана, уязвленная тем, что поэт ее противницы ускользнул от костра, попыталась взять реванш, распустив слух, что госпожа д’Этамп изменяет королю с реформатами“ [173].

По всему было видно, что наступают зловещие времена религиозной нетерпимости и злобы, когда злые или шутливые слова, стихи, поэмы и памфлеты могли незамедлительно привести к заточению или сожжению неугодного. К 1538 году война фавориток, замешанная на религиозной распре, достигла своего апогея. Место опального и бежавшего в Венецию Маро занял опытный памфлетист (каких всегда было много в Париже) Жан Визажье. Именно его перу принадлежал самый злой, желчный и жестокий памфлет против фаворитки дофина, написанный им для сего случая по-латыни, дабы, и школяр, и престарелый клирик из рядов католического духовенства в равной степени могли насладиться безобразием презренной особы из Пуатье. „…Во рту у тебя едва ли остался хоть зуб, а блохами полон весь рот. Гнездятся, роятся они, пока ты раскрашиваешь лицо искусственными румянами, вставляя в рот фальшивые зубы“ Ну что ж, скрывай и впредь свои седины под накладными волосами и пышными париками, надейся, что молодые людя последуют за тобой на ложе греха. А если внимательно посмотреть на тебя, так ты просто глупа».

Тот же самый опытный пасквилянт писал о сорокалетней знаменитой даме: «Это самая безобразная из придворных дам, старуха из старух, самая отвратительная, потасканная и безобразная, как мартышка, и более гнусная, чем волки. В ней нет ничего приятного или элегантного. Да и кому может понравиться пустая отвислая грудь и бесчисленные морщины? Пусть женщина из Пуатье выслушает меня и знает, женщины никогда не возрождаются, со временем они выходят из употребления и _?однажды упав, уже не поднимаются».

Эти «отвратительные» слова, достойные какого-нибудь ученика дьявола, а вовсе не галантного кавалера, привыкшего услужить дамам, были, как это ни странно, не настолько далеки от истины. И если позволено автору этих строк (и этой книги) вынести свое суждение по вышеуказанному предмету, то в свидетели он отважится взять живописцев той поры, чьей кисти принадлежали портреты госпожи д’Этамп, Дианы де Пуатье, Луизы Савойской, Маргариты Наваррской, Клод Французской и многих других дам французского двора тех времен. Так вот, на свой страх и риск, он осмелится утверждать, что красота так мало любимой Франциском I королевы Клод, так мало обращавшая на себя внимание поэтов и художников того времени, во много раз превосходила «прославленную» красоту Дианы де Пуатье. Наблюдение странное, но уже в силу своей необычности заслуживающее особого примечания.

Что же касается оскорбленной Дианы, то в ответ она обвиняет фаворитку в том, что та активно и очень часто прибегает к зельям и колдовским чарам, чтобы привлечь к себе все новых любовников, и тем истощает их силы. Среди любовников, которых Диана приписывала Анне, на этот раз был и писатель-протестант Теодор де Без. И в самом деле, этот ученик Кальвина (1509–1564), одного из крупнейших после Лютера деятелей Реформации, сожительствовал со всеми подряд, вскоре став посмешищем всех вольнодумных поэтов.