Фаворитки французских королей

Естественно, Екатерина Медичи была потрясена смертью своей дочери, королевы Испании, однако ничто не иссушает слезы так быстро, как заботы политики, ведь не считая того, что в 1566 году умерла ее давняя соперница Диана де Пуатье ^[255], ей трудно было пожаловаться на недостаток проблем в королевстве.

В году 1565, за несколько месяцев до смерти, Диану де Пуатье посетил Брантом, и хотя той минуло тогда шестьдесят пять лет, она была так красива, что дрогнуло бы даже каменное сердце. «Я думаю, — пишет наш галантный биограф, — что, если бы эта дама прожила еще сто лет, она никогда бы не состарилась ни лицом, в таком оно было хорошем состоянии, ни телом, таким оно было стройным и красивым даже под одеждой. Какая жалость, что и такие прекрасные тела покроет земля».

Увы, вскоре Диана де Пуатье внезапно заболела, «и земля, о которой говорил Брантом, скрыла это прекрасное тело, ставшее причиной стольких бед для Франции», — как сказал Ги Бретон. Там же в примечании он заметил, что Диане посчастливилось через правнучку Марию-Аделаиду Савойскую, в 1697 году вышедшую замуж за Луи де Бурбона, отца Людовика XV, стать родоначальницей и прародительницей не только Людовика XVI, Людовика XVIII и Карла X, но даже и «нынешнего графа Парижского» ^[256].

Однако смерть Дианы де Пуатье никак не могла искупить и восполнить Екатерине Медичи потери сына и дочери — Франциска II и Елизаветы Французской. Лишь бурный вихрь политических событий да жар битвы могли отвлечь ее от горьких переживаний.

После подавления Амбуазского заговора и смерти Франциска II страна раскололась на две части, две враждующие между собой партии — партию гугенотов (протестантов-кальвинистов) и партию католиков. Первую возглавляли уже известные читателю король Наварры Антуан Бурбон, принц Конде, после Амбуаза вернувшиеся в лоно протестантизма, и адмирал Колиньи. Вторую — лотарингские герцоги Гизы. Попытка канцлера Лопиталя примирить оба лагеря окончалась полным провалом, а массовое истребление гугенотов в Васси (в 1562 году), произведенное католиками во главе с Франсуа де Гизом, послужило поводом к началу Гугенотских войн, длившихся с перерывами с 1562 года по 1694 год. Едва ли стоит вдаваться в подробности этих прискорбных событий, как и следующей за ними Варфоломеевской ночи, ибо читателю, возможно, уже надоели непрекращающиеся трагедии и смертельные драмы, однако отметим все же некоторые даты, дабы легче было представить вехи истории. Период первых трех войн (1562–1563; 1567–1568; 1568–1570) закончился в 1570 году мирными соглашениями порядком навоевавшихся сторон в Сен-Жермене, по которому гугеноты получили от короля Франции право владеть четырьмя крупными крепостями на Юге Франции и даже занимать государственные должности, и все-таки их приобретения были не настолько значительны, чтобы обеспокоить королеву-мать. Напротив, успехи, которых она добилась в эту эпоху, в значительной мере отвлекли ее от огорчений. Смерть избавила ее мало-помалу от основных соперников, встреченных на дороге власти: пал в бою при Сен-Дени коннетабль Монморанси, позже был сражен и принц Конде в битве под Жарнаком. Всегда в дороге, всегда в самых опасных местах, неутомимая Екатерина Медичи смогла решительно не порывать ни с одной из враждующих сторон. Она даже вынашивала идею всеобщего примирения, хотя Филипп настойчиво советовал ей вести войну с гугенотами самыми суровыми мерами и только до победного конца, и обращалась с побежденными под Жарнаком и Монконтуром противниками с большой мягкостью, заставив подписать Карла IX Сен-Жерменский эдикт ^[257], более благоприятный делу гугенотов, чем делу победителей католиков. Он разрешал протестантам свободное отправление культа в двух ими выбранных городах каждой провинции ^[258], допуск к высшим должностям в государстве, а сверх того отдавал сроком на два года четыре превосходно укрепленные крепости в их полное распоряжение (Ля Рошель, Монтобан, Коньяк и Шартр).

Двенадцать лет правления королевы-матери, истекшие со времени смерти ее супруга, научили Екатерину смело смотреть в будущее, доверяя при этом одной лишь себе. Отныне на нее не влияли ни фавориты, ни министры, ни капитаны, ни коннетабли. Дети боялись ее и повиновались, но во имя достижения этого ей приходилось все время их сталкивать друг с другом. Даже на вершине могущества ее не покидал дух интриги. Напротив, притворство как часть науки власти и высшего господства стало неотъемлемой частью ее натуры.