Фаворитки. Соперницы из Версаля

– Итак, стулья и глубокие кресла. Вне всякого сомнения, правила пользования ими очень просты, и в конечном счете мы с ними справимся. Но, мадам, а как же кресла с высокими спинками или кресла с подлокотниками? Ох! Только не заставляйте меня начинать с этих новомодных откидывающихся кресел – новшества, которое я могу оценить, только исходя из удобства пользования ими в повседневной жизни! Что за анархия будет править нами теперь? Бог мой!

Берни тянется за носовым платком, деликатно промокает лицо; временами он слишком драматизирует. Он глубоко вздыхает, и мы продолжаем экскурс в историю кресел и стульев.

– И не стоит недооценивать силу табурета, священного стула, который внушает уважение, когда на нем восседают высокие особы. Например, Роганы не позволяют женам младших сыновей присутствовать при дворе, поскольку не всех могут усадить, – а это преимущество этой древнейшей фамилии.

Берни вздыхает и качает головой, хотя сложно было сказать, из-за чего он больше расстроен: из-за жен или стульев.

– Крайне важно и то, где кто сидит в экипаже. Герцог де Люин – величайший знаток всего, что касается рассадки в экипаже; случись, засомневаетесь – обратитесь именно к нему. И я еще раз напоминаю вам: не соблюдать правила этикета ради выгоды – допускается, не соблюдать их по незнанию – варварство.

Кроме стульев и кресел я изучаю еще пальцы, шляпы, тон голоса; старшинство и как правильно приветствовать герцогиню, а потом герцогиню, которая еще и имеет титул. Я изучаю все, что касается того, как следует открываться дверям, в каких случаях двери распахиваются для тебя, кто и где именно имеет право сесть, а кому нельзя садиться. Кто может танцевать с принцем крови, а кому никогда не будет позволено ни при каких обстоятельствах к нему приближаться. Когда надевать мантию, а когда нет. Учу слова, которые можно произносить, и те, которые нельзя произносить ни в коем случае.

– А принц Монако, у которого нет титулов во Франции, подал прошение, чтобы ему было позволено танцевать с миледи, дочерями короля, и всех мучает вопрос: будет ли его прошение рассмотрено сквозь призму того, что он принц иностранного княжества, или сквозь призму того, что у него нет титула во Франции… – Пока Берни продолжает свои нотации, я думаю о лабиринте, в который превратилась моя новая жизнь. Сейчас она напоминает кружевной платок сложнейшего узора, сотканного из тысячи тончайших нитей, которые и складываются в узор, который я должна запомнить.

– А графиня де Ноай, – советует Берни, – еще один отличный источник информации. Она замужем за вторым сыном герцога де Ноай. Несмотря на молодость, она всегда остро чувствует ситуацию, не говоря уж о том, кто в каком положении находится.

– Что вы говорите! – восклицаю я. Большая часть услышанного – если не все – звучит по меньшей мере странно и почти вопреки здравому смыслу. Но если я выучила наизусть сто песен, я уж точно смогу научиться правильно обращаться к герцогине.

Кроме уроков я принимаю бесконечную череду визитеров; все, кто мало-мальски был с нами знаком, стали совершать паломничество в Этиоль, либо чтобы напомнить мне о нашем родстве, либо чтобы поглазеть на последнее увлечение короля. Принимаем всех; мне дали совет не заводить врагов. По-моему, у меня никогда и врагов-то не было, и сейчас я заводить их не собираюсь!

Всем здесь рады, за исключением моего супруга.

Бедного Шарля отправили подальше в провинцию, он, по всей видимости, раздавлен горем. И хотя он умоляет меня, забрасывая письмами, совесть моя чиста. Никаких обетов я не нарушаю, а уж он-то точно выиграет от родства со мной. Я должна смотреть в будущее, а бедняга Шарль – пережиток прошлого.

Лица всех этих посетителей, которые считают меня не более чем мимолетным увлечением, сдержанные, взгляды – отстраненные, ибо они готовы в любой момент высмеять меня и отвернуться. До меня доносятся перешептывания и язвительные замечания:

– Конечно, красотка, но Богу известно, что красоте никогда не побороть зов крови.

– О чем он думает? Нет, я всерьез гадаю, о чем он думает? Она же из буржуазии!

– Разве граф де Карильон не женился на дочери кучера? А потом сошел с ума!

– Не волнуйтесь, она лишь мимолетное увлечение. Ее нельзя сравнить с Восхитительной Матильдой и даже с Гортензией де Флавакур.

Вместе с посетителями каждый день приносит длинные письма от короля. Послания перевязаны красными шелковыми лентами и запечатаны воском, на котором вытеснено галантное: «Обходительный и преданный». Он клянется, что любовь его становится крепче с каждым днем, он вводит меня в курс военных действий, включая наши победы при Фонтенуа и в других далеких местечках. Этим летом Франция не может потерпеть поражение, и король уверяет, что я – талисман и для него, и для его страны.

Наведывается и Вольтер, мы сидим в саду в окружении восхитительного аромата гиацинтов, и я сочиняю стихи для короля.

Люблю тебя так искренне и грустно,
Вздыхаю о тебе и помню о тебе.