Армия двинулась в Петергоф в десять вечера. Белые ночи на исходе, но было ещё светло. Во главе двенадцатитысячного войска скачут две красавицы в мужских мундирах. Шляпа Екатерины украшена лавровым венком, распущенные волосы по плечам. Дашкова в молодости была очень хорошенькая. О светлый миг! Упоение победой и счастьем, что может быть чудеснее! (Голливуд, да и только.) В рескрипте Сенату Екатерина оставила следующее заявление: «Я теперь выхожу с войском, чтобы утвердить и обнадёжить престол, оставляя вам, яко верховному правительству, с полной доверенностью, под стражу: отечество, народ и сына моего».
А в Ораниенбауме события происходили следующим образом. Накануне предстоящего праздника — именин государя — свита находилась в полном составе: канцлер Воронцов с братом Романом (отцом Дашковой), вице-канцлер Голицын, фельдмаршал Миних, уже упомянутые полковники Семёновского и Преображенского полков, трое Нарышкиных, гофмаршал Измайлов, Девьер, Гудович и так далее, все важнейшие особы государства. При них дамы — жёны и дочери, в числе которых супруга Кирилла Григорьевича Разумовского.
28 июня, как обычно, в десять часов утра, император устроил смотр войск — парад голштинцев. Празднество назначалось на завтра, а сегодня в Петергофской церкви должна была состояться торжественная служба. Позавтракали неторопливо, а потом шестью экипажами двинулись в Петергоф. До прибытия государя и свиты туда был загодя послан гофмаршал Измайлов с приказом понаблюдать за Екатериной, мало ли что может выкинуть их величество. Пётр не был уверен в жене, а может быть, уже предчувствия его мучили. Измайлов прибыл в Петергоф, но не увидел императрицу, она не выходила из Монплезира. Камеристка сообщила, что государыня поздно легла спать, а больше она ничего не знает. Время шло, Екатерина не появлялась, и Измайлов рискнул без приглашения проникнуть в её покои. Дом был пуст.
Перепуганный гофмаршал скачет навстречу Петру и через Гудовича сообщает, что его супруги нет на месте: похоже на то, что она уехала. Пётр не поверил. Он сам пошёл в Монплезир — никого, только на видном месте лежит приготовленное к торжеству бальное платье. Пётр обежал все комнаты, обшарил шкафы, даже заглянул под кровать. «Не говорил ли я вам, что она на всё способна», — крикнул он, чуть не плача, и бросился на поиски в парк. Там он и повстречал посыльного от своего камердинера Брессона, который был в Петербурге. Брессон нашёл верного человека, обрядил его в крестьянское платье и с запиской отправил в Петергоф. В записке сообщалось о перевороте, власть перешла в руки Екатерины.
Вот здесь Пётр совершенно пал духом. Тогда-то он и направил канцлера Трубецкого и Шувалова в Петербург. В три часа прискакал из столицы верный голштинец и рассказал подробности происшедшего в городе. Волков тут же сел писать от имени государя указы. В одном из указов он сообщал народу, что наследник не его сын, а потому он был строг с императрицей. На голову Петра сыпались советы, один другого фантастичнее. Пётр решил защищаться до последнего солдата, для чего приказал призвать из Ораниенбаума своё голштинское войско — 1300 человек, но старый опытный воин Миних нашёл эту идею бессмысленной. Кронштадт рядом, надо искать помощи у флота.
В Кронштадт поплыл Девьер. На острове ещё ничего не знали о перевороте. Девьер нашёл нужным не будоражить солдат, он сделал вид, что ничего не произошло, и отправил в Петергоф донесение, что в Кронштадте ждут императора. Донесение было получено в десять часов вечера, как раз в тот момент, когда Екатерина вышла с войском из Петербурга.
От пережитых волнений Пётр еле держался на ногах, несколько раз терял сознание, пил, конечно, чтобы поддержать силы. Пётр решил плыть в Кронштадт. Вся свита вместе с ним погрузилась на фрегат и галеру. В Кронштадт они приплыли глубокой ночью. Их никто не встречал в гавани, более того, с берега раздался приказ немедленно удалиться. «Как удалиться? Это я, ваш император!» С берега ответили, что у них нет больше императора, а есть императрица, и если суда не уйдут, по ним будет открыт огонь.
Пётр опоздал. Пока он судил и рядил со своими приближёнными, в Кронштадт прибыл с новыми полномочиями адмирал Талызин. Он тут же посадил Девьера под арест, после чего собрал гарнизон на плацу, и солдаты тут же принесли присягу Екатерине.