Они почти подошли к реке Эзис, к сердцу собственных владений Помпея. Порывистый юноша, каким был Помпей еще в прошлом году, не исчез, но теперь он приобрел новый опыт. Другими словами, Помпей вырос. Он вырастал понемногу каждый день. То, что Сулла дал ему возможность командовать кавалерией, вызвало в нем интерес к этому роду войск, к которому раньше он не относился серьезно. И это, конечно, было чисто по-римски. Римляне верили в пехотинца, а конного солдата считали скорее декоративным элементом армии, нежели полезным, скорее помехой, чем благом. Варрон был убежден: единственной причиной, по которой римляне начали использовать кавалерию, было то обстоятельство, что ее использовал противник.
Когда-то, когда Римом правили цари, и потом, в первые годы Республики, конные солдаты образовывали военную элиту, они были головным отрядом римской армии. Из этого выросло сословие всадников, как назвал его Гай Гракх. Лошади были очень дорогими. Они слишком много стоили, чтобы многие могли приобрести себе личного коня. Поэтому возник обычай дарить всаднику общественного коня — коня, которого покупал Сенат.
Теперь, по прошествии многих лет, римский воин-всадник перестал существовать. Остался только социальный и экономический термин. Всадник — обычно торговец или землевладелец, член центурий первого класса — след древней римской конницы. И все же вплоть до сегодняшнего дня государство покупает коней для тысячи восьмисот самых высокопоставленных всадников.
Склонный блуждать в мыслях, Варрон понял, что ушел далеко в сторону, и заставил себя вернуться к первоначальной теме размышлений. Помпей и его интерес к кавалерии. Кавалеристы не были римлянами. Эту кавалерию Сулла привел с собой из Греции, и поэтому в ней не было галлов. Если бы их набирали в Италии, почти все они были бы галлами, обитателями холмистых пастбищ с дальней стороны Пада или из большой долины Родана в Заальпийской Галлии. Люди Суллы были большей частью фракийцы, с несколькими сотнями галатов. Хорошие борцы. Верны настолько, насколько можно ждать от неримлян. В римской армии у них статус ауксилариев. Некоторых из них могли наградить в конце трудной победной кампании, сделав полноправными гражданами Рима или наделив землей.
Весь путь от Теана Сидицина Помпей ехал среди этих людей в кожаных штанах и коротких кожаных куртках, с маленькими круглыми щитами и длинными пиками. Их длинные мечи были удобны для конной атаки.
«По крайней мере, Помпей способен размышлять», — сказал себе Варрон, когда они ехали по направлению к реке Эзис. Помпей узнавал качества конных солдат и обдумывал возможности лучшего их использования. Он составлял план. Прикидывал, можно ли улучшить эффективность конников и их оснащение. Кавалеристы были сформированы в отряды по пять тысяч человек, каждый отряд состоял из десяти эскадронов по пятьдесят человек каждый, у них имелись свои офицеры. Единственный римлянин, который командовал ими, был военачальник. В данном случае — Помпей. Очень увлеченный, очень возбужденный — и твердо решивший командовать ими, проявляя способности и компетенцию, не всегда свойственные римлянину. Если Варрон и полагал, что часть интереса Помпея к кавалерии объяснялась солидной порцией галльской крови в его жилах, то он был достаточно умен, чтобы никогда не говорить Помпею об этом.
Как удивительно! Вот они пришли сюда, где уже видна река Эзис и старый лагерь Помпея. Вернулись, откуда начали свой путь, словно все пройденные мили ничего не значили. Путешествие, проделанное для того, чтобы увидеть старика без зубов, без волос, отличившегося лишь парой малозначительных побед и огромным количеством пеших переходов.
— Интересно, — размышлял вслух Варрон, — спросят ли наши люди когда-нибудь, а в чем, собственно говоря, дело?
Помпей заморгал и отвернулся в сторону:
— Какой странный вопрос! Почему они должны задавать себе какие-либо вопросы? Все делается для них. Я лично делаю все ради них! Все, что им нужно, — это выполнять приказы.
И он скривился при столь революционной мысли о том, что хотя бы один из ветеранов Помпея Страбона вообще в состоянии думать.
Но Варрона нельзя было просто так сбить с толку.
— Да будет тебе, Магн! Ведь они — люди, такие же, как мы, хотя бы в каком-то отношении. И, будучи людьми, они наделены способностью мыслить. Пусть многие из них не умеют ни читать, ни писать. Одно дело — никогда не оспаривать приказы, и совсем другое — не спрашивать, зачем все это.
— Я не понимаю, — вполне искренне сказал Помпей.
— Магн, я говорю о таком общепризнанном явлении, как человеческое любопытство! Это заложено в природе человека — задавать вопрос «зачем?». Даже если он рядовой солдат из Пицена, который никогда не был в Риме и не понимает разницы между Римом и Италией. Мы только побывали в Теане и вернулись. Вон там наш старый лагерь. Ты не думаешь, что хотя бы некоторые из них должны спросить себя, зачем мы ходили в Теан и почему меньше чем через год мы вернулись?