Фавориты Фортуны

– А-а! – воскликнул Сулла, рассматривая голову. – Симпатичный был мальчик, правда? Лицом похож на мать, конечно. Не знаю, в кого он пошел умом, но уж определенно не в отца. – Удовлетворенный, он отбросил голову. – Сохрани ее некоторое время. Значит, Пренесте сдался?

– Почти сразу же. Как только я выстрелил головами, которые принес мне Катилина. Ворота сразу распахнулись, и они хлынули из города, размахивая белыми флагами и колотя себя в грудь.

– И Марий-младший с ними? – удивился Сулла.

– О нет! Он кинулся к сточным канавам, пытаясь сбежать. Но я еще за несколько месяцев до этого приказал перегородить все стоки. Мы нашли его около одной из таких перегородок с мечом в животе. Его слуга-грек плакал рядом, – рассказал Офелла.

– Ну, что ж, он – последний, – удовлетворенно молвил Сулла.

Офелла пристально посмотрел на него. Не похоже было, чтобы Луций Корнелий что-то забывал.

– Один еще на свободе, – быстро заметил Офелла и тотчас прикусил себе язык: этому человеку не требовалось напоминать, что и у него есть недостатки!

Но Сулла остался спокоен. Он только широко улыбнулся:

– Ты имеешь в виду Карбона?

– Да, Карбона.

– Карбон тоже мертв, дорогой мой Офелла. Молодой Помпей захватил его в плен и казнил за измену на рыночной площади в Лилибее в конце сентября. Замечательный парень этот Помпей! Я-то думал, что у него займет несколько месяцев организовать дела на Сицилии и покончить с Карбоном. Но он все провернул за один месяц. И еще нашел время, чтобы отослать мне голову Карбона со специальным гонцом! В горшке с уксусом! Это точно голова Карбона, – хихикнул Сулла.

– А старый Брут?

– Предпочел покончить с собой, лишь бы не выдать Помпею, куда ушел Карбон. Но это не имело значения. Команда его корабля – он пытался поднять флот на защиту Карбона – поведала Помпею, конечно, все. И мой поразительно эффективный молодой легат послал своего зятя на остров Коссира, куда сбежал Карбон, и привез его в цепях в Лилибей. Но от Помпея я получил три головы, а не две. Карбона, старого Брута и Сорана.

– Сорана? Ты имеешь в виду Квинта Валерия Сорана, ученого, который был плебейским трибуном?

– Именно его.

– Но почему? Он-то в чем провинился? – в изумлении спросил Офелла.

– Он громко выкрикнул тайное имя Рима с ростры, – сказал Сулла.

Офелла открыл рот и задрожал:

– Юпитер!

– К счастью, – солгал спокойно Сулла, – Великий Бог заткнул уши присутствовавшим на Форуме, и вышло так, что Соран кричал глухим. Все хорошо, мой дорогой Офелла. Рим выживет.

– О, какое облегчение! – воскликнул Офелла, вытирая пот со лба. – Я слышал о всяких странных поступках, но сказать вслух тайное имя Рима – это уму непостижимо! – Он еще о чем-то подумал и не мог не спросить: – А что Помпей делал на Сицилии, Луций Корнелий?

– Обеспечивал для меня урожай зерна.

– Я что-то слышал об этом, но, признаюсь, не верил. Он же ребенок.

– Ммм, – задумчиво протянул Сулла. – Однако то, чего Марий-младший не унаследовал от своего отца, молодой Помпей определенно и в полной мере взял от Помпея Страбона! И еще многое, кроме этого.

– Значит, ребенок скоро вернется домой, – сказал Офелла, будучи не в восторге от этой новой звезды в созвездии Суллы. Он-то думал, что на этом небосводе у него нет соперника!

– Нет еще, – ответил Сулла, не моргнув глазом. – Я послал его в Африку – удержать для меня эту провинцию. Думаю, что в данный момент именно это он и делает. – Он показал на ничейную землю, где большая толпа людей униженно ежилась под негреющим солнцем. – Это те, кто сдались с оружием?

– Да. Двенадцать тысяч. Смешанный состав, – сказал Офелла, радуясь другой теме разговора. – Несколько римлян, которые принадлежали Марию-младшему, очень много пренестинцев, достаточное количество самнитов. Хочешь посмотреть на них ближе?

Сулла хотел. Но недолго. Он помиловал римлян, потом приказал казнить на месте пренестинцев и самнитов. После чего он заставил прочих граждан Пренесте – стариков, женщин, детей – закопать тела на ничейной земле. Он объехал город, в котором раньше никогда не бывал, и очень прогневался, когда увидел то, во что превратила храм Фортуны Первородной потребность Мария-младшего в древесине, когда тот вздумал строить свою башню.

– Я – любимец Фортуны, – объявил Сулла тем членам городского совета, которые не умерли на ничейной земле, – и лично прослежу за тем, чтобы внутренняя территория храма вашей Фортуны Первородной стала самой красивой во всей Италии. Но за счет Пренесте.

На четвертый день ноября Сулла поехал в Норбу, хотя он уже знал судьбу этого города.

– Они согласились сдаться, – сказал Мамерк, сжав губы от гнева, – а потом подожгли город, прежде убив всех до последнего. Кого убили воины, кто покончил с собой. Женщины, дети, солдаты Агенобарба, все мужчины-горожане предпочли умереть, но не сдаться. Прости, Луций Корнелий. От Норбы не будет ни добычи, ни пленных.

– Ничего, – равнодушно произнес Сулла. – Пренесте принес достаточно трофеев. Сомневаюсь, чтобы Норба могла дать что-нибудь стоящее и полезное.