– У нас нет великого понтифика, – начал Сулла, – и вообще нас очень мало. Я мог бы найти и более удобное место для встречи, но, думаю, небольшой дискомфорт не может рассердить наших богов. Мы уже давно привыкли заботиться сначала о себе, а уж потом о наших богах. И наши боги несчастны. Открытый в том же году, когда была образована наша Республика, наш храм Юпитера Величайшего сгорел не случайно. Я уверен, это произошло потому, что Юпитер Наилучший Величайший чувствует: Сенат и народ Рима не желают воздавать ему должное. Мы не так неопытны и легковерны, чтобы согласиться с варварскими верованиями в гнев богов – удары молнии, которые могут нас убить, или падающие колонны, которые могут нас раздавить. Все названное – лишь природные явления, и говорят они только об одном: данному человеку просто не повезло. А вот предзнаменования бывают очень плохие. Пожар нашего Большого Храма – ужасное предзнаменование. Если бы у нас все еще оставались пророческие книги, мы могли бы больше узнать об этом. Но они сгорели вместе с консульскими фасциями, изначальными Двенадцатью таблицами и многим другим.
Присутствовали пятнадцать человек. Места не хватало, чтобы отделить оратора от аудитории. Поэтому Сулла просто стоял в середине и говорил негромким голосом:
– Задача диктатора – вернуть религию Рима в ее древнюю, изначальную форму и заставить вас всех работать на эту цель. Теперь я имею право издавать законы, но ваша задача – выполнять их. В одном я уверен, ибо у меня были сны. Я авгур и знаю: я – прав. Поэтому я отменяю lex Domitia de sacerdotiis, который несколько лет назад навязал нам наш великий понтифик Гней Домиций Агенобарб, доставив себе большое удовольствие. Почему он это сделал? Потому что он чувствовал: его семья оскорблена, а его самого игнорируют. Вот причины издания этого закона, в основе которого лежала человеческая гордыня, но не истинно религиозный дух. Я считаю, что Агенобарб, великий понтифик, огорчил богов, особенно Юпитера Наилучшего Величайшего. Поэтому больше не будут проводиться выборы служителей богов, даже великого понтифика.
– Но великий понтифик всегда избирался! – удивленно воскликнул Луций Клавдий, Rex Sacrorum. – Он – верховный жрец Республики! Его назначение должно быть демократичным!
– А я говорю – нет. Отныне он тоже будет выдвигаться своими коллегами в Коллегии понтификов, – сказал Сулла тоном, который пресек все возражения. – В этом я прав.
– Я не знаю… – начал Флакк и замолчал, встретившись взглядом с Суллой.
– А я знаю, так что покончим с этим! – Глаза Суллы скользнули по лицам присутствующих и погасили любые возможные протесты. – Я также думаю, что нашим богам не нравится, что нас так мало, поэтому я принял еще одно решение. В каждой жреческой коллегии, как низшей, так и высшей, будет по пятнадцать членов вместо десяти или двенадцати. Один жрец больше не будет совмещать по две обязанности. Кроме того, пятнадцать – счастливое число, центр, вокруг которого так и вьются несчастливые числа тринадцать и семнадцать. Магия чисел очень важна. Магия создает пути, по которым распространяются божественные силы. Я считаю, что числа обладают великой магией. Поэтому мы заставим магию работать на Рим, на его выгоду, и это будет нашим священным долгом.
– Вероятно, – осмелился Метелл Пий, – м-м-мы можем назначить т-т-только одного к-к-кандидата на ве-великого понтифика? В таком случае мы можем, по крайней мере, провести выборы.
– Выборов не будет! – рявкнул Сулла.
Наступила тишина. Никто не посмел даже шевельнуться. Помолчав некоторое время, Сулла заговорил снова:
– Есть один жрец, который по ряду достаточных причин вызывает у меня беспокойство. Это наш flamen Dialis, фламин Юпитера, молодой человек по имени Гай Юлий Цезарь. После смерти Луция Корнелия Мерулы Гай Марий и его подкупленный и оплачиваемый фаворит Цинна сделали этого юношу специальным жрецом Юпитера. Люди, назначившие Цезаря, сами по себе были зловещими фигурами. Они нарушили существующий порядок выборов, который должен включать все коллегии. Другая причина моего беспокойства касается моих предков, ибо первый Корнелий, прозванный Суллой, был именно фламином Юпитера. Но то, что сгорел Большой Храм, – знак намного более страшный. Поэтому я стал наводить справки об этом молодом человеке и узнал, что он наотрез отказывался соблюдать правила, положенные фламину, пока не получил toga virilis. С тех пор, насколько мне удалось выяснить, его поведение стало ортодоксальным. Все это могло быть лишь симптомом его юности. Но мое мнение в данном случае не имеет значения. Что думает по этому поводу Юпитер Величайший? Вот что важно. Ибо, мои коллеги жрецы и авгуры, я узнал, что храм Юпитера загорелся за два дня до июльских ид, то есть тринадцатого июля. Именно в этот день родился нынешний фламин Юпитера. Знак!
– Это мог быть и хороший знак, – сказал Котта, которого беспокоила судьба именно этого фламина Юпитера.