Фавориты Фортуны

После этого Цицерон приступил к изложению имеющихся у него фактов, подтверждаемых свидетелями. Один за другим они давали показания. Кража зерна до трехсот тысяч модиев за один год только в одном небольшом округе, не говоря уж о грабеже других округов. Кража собственности у двухсот пятидесяти мелких землевладельцев только одного округа, не говоря уж о кражах собственности у многих из других округов. Присвоение казенных денег, предназначенных для покупки зерна. Ростовщичество с процентами, доходившими до двадцати четырех и более. Фальсификации в записях о взимании десятин. Присвоение статуй и картин из храмов. Гость на обеде, который, уходя, забирал всю золотую и серебряную посуду и складывал ее в мешки, чтобы удобнее было уносить. Бесплатное строительство корабля, который должен был увезти в Рим часть награбленного. Доля от пиратской добычи пиратов — за то, что Веррес не трогал пиратской базы. Уничтожение завещаний. И так далее, и тому подобное…

Цицерон представил записи, документы, восковые таблички с исправленными цифрами, сохранившие следы исправлений. Он выставил многочисленных свидетелей, которых было невозможно запугать. Суд не имел возможности подвергнуть сомнению их показания во время перекрестных допросов. Свидетелей кражи зерна было несколько — не от одного округа, а от трех или четырех. Перечень произведений Праксителя, Фидия, Поликлита, Мирона, Стронгилиона и других знаменитых скульпторов, которые Веррес поместил в свою коллекцию, был сопровожден купчими, из которых явствовало, что, например, бывший владелец статуи Купидона работы Праксителя фактически был принужден отдать Верресу свою собственность. Улик была масса, и все тяжкие, неоспоримые. Это было похоже на наводнение: одна категория воровства захлестывалась валом злоупотребления власти, одна волна эксплуатации следовала за другой — и так в течение девяти дней. Первое слушание суда закончилось на четырнадцатый день секстилия.

Гортензия трясло, когда он покидал суд. Веррес попытался заговорить с ним, но он сердито замотал головой.

— К тебе домой! — рявкнул он. — И захвати своих шуринов!

Дом Гая Верреса располагался в лучшей части Палатина. Хотя он был одним из самых больших на этом холме, но огромное количество произведений искусства еле втискивалось в него, так что жилой дом был похож на переполненный склад у какого-нибудь скульптора на Велабре. Там, где нельзя было водрузить статуи или повесить картины, громоздились буфеты, в которых были расставлены необъятные коллекции золотой и серебряной посуды или драгоценностей, лежали рулоны великолепных вышивок. Столы из цитрусового дерева редчайшей структуры на подставках из слоновой кости и золота жались вплотную к позолоченным креслам или изумительным по изяществу ложам. Снаружи, в саду перистиля, красовалось множество крупных статуй, в большинстве бронзовых, хотя золото и серебро тоже блестело. Истинный хаос, вмещавший в себя пятнадцать лет непрерывного грабежа.

Четверо соратников собрались в кабинете Верреса, представлявшем собой такую же мешанину прекрасного, и устроились там, где драгоценные предметы оставляли им место.

— Тебе придется уехать в добровольную ссылку, — сказал Гортензий.

Веррес ахнул.

— Ты шутишь! Ведь еще будет второе слушание! Твоя речь оправдает меня!

— Ты дурак! — не выдержал Гортензий. — Разве ты не понимаешь? Меня надули, одурачили, втерли очки, — любое слово подойдет! Цицерон лишил меня шанса, если он у меня вообще был, выиграть это несчастное дело! Между первым и вторым слушаниями, Гай Веррес, может пройти хоть год, я и мои помощники можем месяц напролет произносить наши лучшие речи, Гай Веррес, но присяжные не забудут ни единого слова из этой лавины улик! Я прямо тебе скажу, Гай Веррес: если бы я знал хоть десятую часть твоих преступлений, я никогда не согласился бы защищать тебя! По сравнению с тобой Муммий или Павел выглядят новичками! И что же ты сделал с такой кучей денег? Где они, во имя Юпитера? Как тебе удалось просадить их, если ты платил гроши за Купидона работы Праксителя, а большей частью не платил вообще? В свое время я защищал много откровенных негодяев, но ты завоевал все призы! Уезжай в добровольную ссылку, Гай Веррес!

Веррес и Метеллы слушали эту тираду, разинув рты.

Гортензий поднялся.

— Возьми, что можешь, с собой. И если ты хочешь моего совета, оставь те произведения искусства, которые ты награбил на Сицилии. Ты не сможешь унести больше, чем спер у Самосской Юноны. Сосредоточься на картинах и мелких вещах. И завтра же на рассвете вывези из Рима на корабле свои деньги, не держи их дома. — Гортензий направился к двери, прокладывая себе путь сквозь множество шедевров. — А я возьму себе сфинкса из слоновой кости работы Фидия. Где он?

— Что?! — вскрикнул Веррес. — Я тебе ничего не должен! Ты же меня не оправдал!

— Ты должен мне сфинкса из слоновой кости работы Фидия, — повторил Гортензий, — и благодари судьбу, что я не потребовал большего. Если больше ничего ценного я для тебя не сделал, то совет, который я сейчас тебе дал, стоит сфинкса. Моего сфинкса, Веррес! Живо!