Фавориты правителей России

В принципе, народ и горожане относились к самозванцу довольно терпимо, особенно после того как были разграблены палаты сторонников Годуновых. Ситуацию портила общая незавершенность картины.

Окружавшие нового царя высокомерные иноземцы с презрением относились к московскому стародавнему быту и православной вере, откровенно нарушая посты и попирая приличия. Они вели себя как захватчики во вражеском городе, грабя купцов и горожан, творя всевозможные бесчинства. Не имевший у них авторитета Лжедмитрий вместе с ними погряз в разнузданном пьянстве, откровенно пренебрегая исторически сложившимися традициями. И если памятные многим кутежи Ивана IV все же периодически прерывались богомольем, то это было понятно и знакомо, а постоянный разгул вновь обретенного царя в компании иноземцев был оскорбителен для национального самосознания. На этом фоне даже предпочтение царской четой европейской ванны («лоханки») душной, но привычной русской бане казался греховным отклонением. Для польских интервентов самозванец (истинный или ложный – неважно) был их детищем, поэтому ни о каком его авторитете и речи не велось. Более того, поляки так и не получили никаких денег, поскольку казна была пуста. И поэтому они считали себя вправе взять самим «в счет долга» в этом «краю дикарей» то, что могло сгодиться. Этими противоречиями, пока еще не слишком очевидными, с блеском воспользовался Василий Шуйский, так неосмотрительно прощенный новым государем. Он снова собрал вокруг себя боярскую оппозицию, одновременно в течение нескольких месяцев потакая всем капризам и прихотям самозванца. Вокруг Шуйского сгруппировались и консерваторы – ревнители замшелой старины, и возмущенные патриоты, и религиозные деятели, раздраженные вольнодумством Лжедмитрия. (К слову сказать, увлеченность Шуйского астрологией и колдовскими обрядами вовсе не мешала ему найти общий язык с иерархами церкви.) По свидетельству современников, он обладал завидным умением в случае необходимости убеждать самых разных людей. Помогло мятежникам и то, что на свадьбу самозванца и Марины в Москву в начале мая 1606 г. съехалось множество иностранцев, поражавших своей наглостью горожан. Подготовительная работа была проведена и со старицей Марфой. Инокиню возмутило решение Лжедмитрия извлечь из церкви и перезахоронить за ее оградой останки погибшего царевича. Наконец все было готово, и в середине мая мятежники пробрались во дворец, как полагают, подкупив начальника стражи или воспользовавшись его небрежностью. Их сообщники на улицах города склонили москвичей к бунту против иноземцев, замышлявших «убить царя и насадить католичество». Во дворце началась паника. Заговорщики убивали телохранителей Лжедмитрия I и искали его по всем помещениям. Пытавшийся спастись бегством самозванец был настигнут и убит мятежниками и преданными им стрельцами. В городе в это время расправлялись с его сторонниками. В итоге народу объявили о ложности притязаний самозванца, и общественное мнение было успокоено. Историческая справедливость восторжествовала. Не имевший истинной поддержки ни у своих польских покровителей, ни среди русской аристократии и горожан самозванец не сумел найти себе надежных сторонников, а привлеченные к нему своекорыстными интересами немногочисленные фавориты за редким исключением не смогли или не захотели в нужный момент прийти к нему на помощь.

Петр Басманов (1568 – 1606)

Петр Басманов, любимец Лжедмитрия I, был потомственным фаворитом. Его отец, печально известный опричник Федор, был убит по приказу Ивана IV, а мать, дочь дворянина И. А. Желябужского, выдали повторно замуж за Василия Голицына, представителя старинного боярского рода. Как вспоминал сам Петр, отчим воспитывал их с братом, как своих детей, – одевал и кормил, но ничего не дал для души.

После объявленной царем Федором амнистии Петр стал служить при дворе и быстро достиг звания стольника, а затем и воеводы.

Петр Басманов отличался честолюбием, унаследованным им от предков. Он строил крепости, участвовал в военных походах, словом, стремился подняться как можно выше. Наградой ему стало звание окольничего.