Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

В лаборатории Министерства финансов, где уже несколько лет работал Ф. В. Смирнов, Алексей Евграфович еще весной познакомил его с Марией Маркеловной, и тот принял в ней участие. Незадолго перед тем Смирнов поселился со своей женой Лидией Семеновной Миримановой в большой хорошей квартире в районе Технологического института, и он предложил Марии Маркеловне поселиться у них. За 50 рублей в месяц она имела у них комнату и полный пансион. Лидия Семеновна была тоже врачом по специальности и была старше Федора Васильевича лет на пять. Она была маленького роста, некрасивая, но, подобно ему, доброжелательная к людям. Она с юных лет любила Федора Васильевича, но он не обращал на нее внимания, избалованный своими успехами у женщин, и только теперь, на старости лет, они сошлись и поселились вместе. Они оба отнеслись к Марии Маркеловне как к родной, и она чувствовала себя у них как в семье. Кроме нее, в их квартире жил то племянник Федора Васильевича, Ю.Кадо, то сестра Федора Васильевича, Надежда Васильевна (или, как ее называли, Дина). Она жила в Твери с матерью и приезжала гостить к брату, которого она обожала. После смерти матери она поселилась у него.

Поселившись у Федора Васильевича и Лидии Семеновны, Мария Маркеловна часто приходила к нам по вечерам. Услышав звонок, я заглядывала в окно, выходящее на лестницу, и, увидав Марию Маркеловну, говорила себе: «А, это к Марии Павловне!» – и шла к себе в комнату. Мария Маркеловна, действительно, сидела обыкновенно у Марии Павловны и только к чаю выходила в столовую, меня она не интересовала. 26 января (8 февраля) были именины Марии Маркеловны, Мария Павловна пошла к ней в гости и понесла ей от нашей семьи испеченный нашей кухаркой слоеный пирог с черносмородиновым вареньем. Такой пирог подносился потом Марии Маркеловне каждые ее именины.

Школьные занятия наши шли своим чередом, к прежним предметам прибавился еще славянский язык, который мы изучали с Анастасией Ивановной. Весной на экзамене мы получили все по пятерке, и экзаменовавший нас учитель сказал, что мы знаем его как настоящие славяне. Жили мы по-прежнему дружно, Таня иногда ленилась, да и способности у нее были похуже. С Анастасией Ивановной мы писали много изложений и сочинений. Она не любила, когда мы уснащали свои творения лишними словами, повторами, ненужными эпитетами, дополнениями и определениями. «Динь, динь, динь!» – говорила она, отдавая сочинение. – «Много звону, а мыслей мало». Мария Федоровна по-прежнему уделяла много времени нашим урокам и пополняла нашу библиотеку нужными книгами. К Тане она всегда относилась строже, чем к нам с Липой. Из нас двоих она больше любила Липу, считала меня эгоисткой, мало думающей о посторонних, об общем благе. Школа наша существовала последний год, пятый класс, в который мы весной должны были держать экзамены, был уже одним из старших классов, в нем начинались алгебра и физика, и дома заниматься такими предметами было уже трудно, да и остальные предметы проходили уже более серьезно. Кроме того, мы с Липой оставались вдвоем, Таня весной переезжала в Казань, куда ее отца назначили профессором петрографии Казанского университета. Сестры Липы уже учились в гимназии Шаффе, туда же должны были поступить и мы.

Этот год был омрачен начавшейся японской войной. Из газет и из разговоров старших я узнавала о наших поражениях и происках Англии. С Miss Violet я не говорила о войне, но на большом листе толстого клякспапира[176], покрывавшем мой письменный стол, к уже имеющимся разным словам, вычислениям и закорючкам я добавила слова, которые часто попадались в газетах при обсуждении политики Англии: «Алчный Альбион». Пусть, думаю, Miss Violet увидит, как я отношусь к ее любимой Англии. Изучение русской истории приучило нас к мысли, что русские всегда побеждают, поэтому известия о поражении наших войск вызывали тягостное недоумение.

Отец тяжело переживал эту войну. Но война была далеко, в Петербурге же и вообще в России жизнь шла своим чередом, люди по-прежнему работали, учились, веселились. Ко мне на рождественские каникулы приехали Луиза и Альма. Я написала им заранее приглашение и была очень рада, что родители их отпустили. Я старалась их развлекать, сходила с ними в театр на дневное представление, брала их на елку к Тищенко и к Паршаковым.

После Нового года Поленовы стали готовиться к отъезду. После Пасхи стали сдавать экзамены, и на моем и Липином экзаменационном листках на этот раз было написано: «Принята в 5 класс». На экзамене по французскому языку на этот год вышла неприятность: Таня провалилась. Ей дали переэкзаменовку, но ведь за несколько дней не наверстаешь того, что было упущено за год. Ей поставили «удовлетворительно» только потому, что она уезжала в Казань, а не поступала в нашу гимназию.