Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

В конце лета в моей тетради появляются тревожные записи относительно здоровья матери. И отец, и она сама стали беспокоиться о состоянии ее здоровья, она стала много кашлять, температурила, худела и беспокоилась об обратной дороге, так мало у нее было сил. Я как-то вдруг это все заметила и ужаснулась. Тревога за мать все время жила в моей душе, но легкомыслие молодости и внешние впечатления брали свое, и я продолжала жить так же, как и раньше: занималась, читала, мечтала.

В гимназии в этом году все было по-другому. Мы учились в восьмом, дополнительном педагогическом классе, все вместе занимались только некоторыми предметами — психологией, законоведением, педагогикой, дидактикой, — а затем каждый занимался по той специальности, которую выбрал: математикой и физикой, русским языком, французским, немецким. По каждой специальности изучалась методика преподавания данного предмета и давался пробный урок в одном из младших классов. Кроме урока по своей специальности, каждая должна была еще провести занятие по объяснительному чтению в одном из приготовительных классов (у нас было три приготовительных класса: младший, средний и старший) и бывать на уроках в этом классе, знакомиться с девочками. Я выбрала специальность «математику» и «физику», Липа — «французский язык». Вначале я решила заниматься еще и французским языком, но потом бросила, слишком много было дела. Вместе со мной математикой и физикой занимались Хела Ленц, Маруся Луценко, Ирина Старынкевич, Адя Трейман, Лиза Шевырева и Женя Шлезингер. Физику нам преподавал А. А. Добиаш, а вот с математикой возник вопрос, кого нам дать: Д. Д. Франка или М. А. Образцова. Образцов был, вероятно, более знающим, но мы его не любили, считали скучным и старомодным. Д. Д. Франк был моложе, мы с ним дружили и просили Н. А. Макарову, которая после смерти Э. П. Шаффе стала нашей начальницей, чтобы математикой с нами занимался Д. Д. Франк. Он был польщен нашим выбором, но сам нам признался, что высшую математику он не преподавал и будет ее учить вместе с нами, а за советами и помощью будет обращаться к А. А. Добиаш. Преподавателем психологии был Андрей Николаевич Римский-Корсаков[204], средний сын композитора, совсем молодой еще человек. Законоведение нам преподавал Виктор Эрастович Добровольский, пожилой военный юрист с очень красивым, умным лицом, очень культурный и светский человек, обходившийся с нами как со взрослыми барышнями. Хотя мы с Липой по-прежнему любили друг друга, но мы теперь меньше бывали вместе, тем более что они уехали из Университета в Горный институт, да и в гимназии у нас появились разные интересы. В моей группе я дружила с Ириной Старынкевич, Лизой Шевыревой, Хеллой Ленц и Марусей Мущенко, в особенности с Ириной. 26 сентября был гимназический акт, и нам вручили медали. Отец первый раз пришел в гимназию и присутствовал на этой церемонии.

Этот год был еще особенным еще и потому, что в этом году закончилась отделка нового здания гимназии, в котором теперь помещается 21-я школа. Мы переехали туда уже после Нового года, а все первое полугодие занимались в старом здании, причем наш класс помещался в так называемом маленьком зале, где всегда стоял рояль. На переменах почти всегда за рояль садилась наша новая соученица Марина Римская-Корсакова, которая окончила семь классов в Кронштадтской гимназии и поступила к нам в восьмой класс. Вместе с ней поступила оттуда же Люба Сухова. У Марины был небольшой, но приятный голос, и она постоянно пела нам на переменах разные романсы, чаще всего мы слушали «О, если б ты сюда вернулась снова» и «Скоро, увы, проходят дни счастья, их заменяют печальные дни».