Фаза боя

К мегаполису мы подходим, когда уже сгущаются сумерки. Весь первый ярус огромной усеченной пирамиды представляет собой сплошную бетонную стену около тридцати метров высотой. Местами эта стена прорезана чем-то вроде амбразур. Мы приближаемся к этой стене, и меня не оставляет ощущение, что через эти амбразуры за нами очень внимательно наблюдают и держат пальцы на спусковых крючках. Неприятное, должен сказать, ощущение.

Чтобы не вызывать излишних подозрений, последние четыре километра идём по шоссе. И сейчас оно приводит нас к высоким и широким стальным воротам. Ворота наглухо закрыты, но слева имеется открытая дверь, через которую может свободно пройти человек. Перед дверью стоит часовой в черном комбинезоне и черном блестящем шлеме, вооруженный автоматической винтовкой. Чуть левее и выше в стене я вижу хорошо защищенное пулемётное гнездо. Ствол пулемёта с явным неодобрением смотрит в нашу сторону.

Вопреки ожиданиям часовой пропускает нас через охраняемую дверь беспрепятственно, не задав ни одного вопроса и не сказав ни единого слова. Миновав дверь, мы оказываемся в обширном тамбуре длиной около ста метров. Пешеходная дорожка отгорожена от шоссе метровым бетонным барьером с калитками в нём. Второй часовой, стоящий у двери, ведущей налево, преграждает нам дорогу и направляет нас в эту дверь.

— Вам сюда, — говорит он по-английски.

Мы подчиняемся и попадаем в большое помещение, из которого куда-то ведут еще четыре двери. У стены сидит за столом человек в таком же черном комбинезоне, но с золотыми нашивками на рукавах блестящего черного плаща. Видимо, офицер, начальник охраны. Посмотрев на нас, офицер встаёт и улыбается.

— Здравствуйте, господа. Рад приветствовать вас в Новом Детройте. Вы, видимо, та группа, которую утром обстрелял патрульный катер. Да, всё сходится. Вас семь человек, вы все с оружием. Назовите свои имена и сообщите мне, на какой срок вы к нам прибыли. Я должен вас зарегистрировать. Порядок есть порядок.

Русские имена не производят на офицера никакого впечатления и не вызывают желания задать никаких вопросов. Но когда он слышит «Елена Илек» и «Наталья Гордеева», он поднимает на наших женщин взгляд, оценивает их арсенал и спрашивает — почему-то не у них, а у меня:

— Где у вас лицензия на их оружие?

Мне нечего ответить, так как я не могу понять, почему он не поинтересовался лицензией на мой пулемёт.

— Так. Понятно. Просрочена. Это серьёзное нарушение, сэр. Поймите правильно, господин Андрей, я отнюдь не злоупотребляю. Если бы я знал вас лично или за вас кто-либо поручился, я закрыл бы на это глаза. Но поскольку я вас не знаю… Поймите, господин Андрей, вооруженная леди без лицензии — это очень серьёзно. Я буду вынужден задержать вас, сэр. Вас и ваших товарищей.

Я лихорадочно соображаю сразу в двух направлениях. Первое: каким образом привлечь внимание офицера к Лене, чтобы она смогла внушить ему, будто у нас всё в порядке. И второе: сколько предложить ему золота, чтобы это не показалось подозрительным. Одновременно я успеваю про себя отметить, что слово «леди» прозвучало в устах этого офицера примерно как «шлюха».

Пока я обдумываю свои действия, а офицер ждёт моей реакции, раздается лязг раздвигаемых стальных ворот, и тамбур до пределов наполняется грохотом мотоциклетных моторов. Через открытую дверь тянет выхлопными газами. Вместе с ними в помещение входит мужчина, одетый во всё красное. На нём красный кожаный комбинезон, красный шлем, высокие красные сапоги и красные перчатки. Только на левом плече чернеет эмблема: волчья голова с оскаленной пастью. На плече мужчины висит автомат, напоминающий МП-40. Офицер тут же переключается на вошедшего.

— А! Господин Мирбах! Вот вы и вернулись. Ну как поохотились? Надеюсь, удачно?

— А! — мужчина машет рукой. — Добыча не окупит затрат на бензин и патроны. Зря только время потратили. Послезавтра поедем в другую сторону. Рудольф, у меня к тебе просьба. У моей леди завтра кончается лицензия на автомат. И, как назло, завтра в комиссариате выходной, я не смогу продлить. Оставлять её здесь не хочется. Ты нас послезавтра пропустишь?

— Нет вопросов. Конечно, пропущу. Сегодня не оформили, завтра оформите. Я же вас знаю. Вот с этими господами другой вопрос, — офицер кивает в нашу сторону.

Красный Мирбах поворачивается к нам и внезапно оживляется.

— Генри! — он хлопает меня по плечу. — Вот и верь после этого всяким болтунам! Мне тут наговорили, что ты три месяца назад погиб. Честно скажу, я тогда не поверил и оказался прав. Ты, я вижу, по-прежнему слоняешься из города в город пешим порядком и, как всегда, плюёшь на всех и вся. Да ты ли это? Что молчишь-то?

— А что я могу тебе сказать? Разве заметить, что ты, кажется, сменил род занятий, — наудачу говорю я и попадаю в Цель.

— Верно, — смеётся Мирбах. — Вот уже два месяца командую Красными Волками. Знаешь, надоело всё. А тут охота, определённый риск, скорость… Одним словом, волчья Жизнь. Я всегда это любил. А у тебя, я вижу, опять проблемы. В чем дело, Рудольф?

— У господина Пруэта просрочена лицензия на оружие Аля его леди.