Фазан

Выходим гулять с Варей; во дворе кажется теплей, чем дома. Деревья бархатно-белы, мохнаты. Вороны прыгают молча.

Варя закутана по уши. На ней синее пальтишко с облезлым черным воротником: рукава коротки, из них торчат озябшие, фиолетовые запястья. Поверх всего - мамин дырявый платок, называется "бывший козий". На пухлом надгубье - болячка (от недоедания). Почему эта смешная фигурка видится так отчетливо, словно сейчас, сию минуту идут они по серому скрипучему снегу?

Заходим в обширный двор бывшего коммерческого училища (оно давно закрыто, здание пусто). И вдруг - находка! В углу двора, припорошенная снегом, какая-то груда вещей, накрытая рогожей. Оказывается, парты!

Чьи они? Очевидно, коммерческого училища. Но оно же закрыто? Значит, ничьи. Значит, мои с Варей. Мы же их нашли!

Законность ворочается в душе. Уважение к чужой собственности: "Не укради!" Кто-то же их накрывал рогожей? Значит, чьи-то.

Но они деревянные. Могут гореть. Вижу огонь, мысленно греюсь. Прекрасно! Дух захватывает. Решаю: парты все равно что ничьи. Пойдем вечером. Когда стемнеет.

Вот и вечер. Синий, угрюмый. Сани на поводке, сзади. Веревка в руке. Варя послушно плетется рядом с санями. На добычу идем, на добычу!

Страшновато. А вдруг у парт поставили сторожа, да еще с ружьем? Чтобы себя подбодрить, читаю загадочным голосом стихи А.К.Толстого "Волки". Может быть, не все слова помню. Но это неважно.

Когда в селах пустеет,

Смолкнут песни селян

И седой забелеет

Над болотом туман,

Из лесов тихомолком

По полям волк за волком

Отправляются все на добычу...

Вот и мы - тихомолком, крадучись. Варе не нравится, что я читаю, она трусит. А я продолжаю вполголоса, еще страшнее, таинственней:

Семь волков идут смело.

Впереди их идет

Волк восьмой, шерсти белой...

- Ой, не надо! - кричит Варя. А я безжалостно:

А таинственный ход

Заключает девятый.

С окровавленной пятой

Он за ними идет и хромает.

Именно "пятой", а не "пятой". Так страшнее. Варя затыкает уши, бежит прочь от саней. "Вернись, дура!" Возвращается: "Федя, только не надо про волков!" - "Ладно, не буду, раз ты такая глупая". Бодрюсь, но и мне страшно. Увидят, поймают, посадят в тюрьму. А то и подстрелят...

Вот и двор коммерческого училища, и парты тут. И никого. Карабкаюсь на груду парт. Отогнув рогожу, привязываю веревку к деревянной ноге. Лезу вниз. Тяну за веревку. Парта трещит, обрушивается. Никто не слышал? Никто. Темнота.

Парту - на сани. Привязать. Теперь - домой. Тянем вдвоем. Повизгивает снег, подмораживает. Варя - чумазая, с болячкой. Жалко ее. И все-таки что-то подхлестывает, снова читаю:

Их глаза словно свечи,

Зубы - шила острей...

- Ой, ой, ой, - кричит Варя, словно ее бьют. А я - дальше:

Ты тринадцать картечей

Козьей шерстью забей

И стреляй по ним смело.

Прежде рухнет волк белый,

А за ним упадут и другие...

Варя бросает сани и убегает, плача, в темноту. Побежал за ней. Ухватил за пальтишко. Что-то треснуло. Ревет, бедная! Напугал. А вслух: "Балда, что же, я один должен тащить?" Умоляет: "Не надо так страшно!" Обещаю: "Не буду". Снова впрягаемся. Молчу. В уме звучат последние строки, самые страшные:

На селе ж, когда спящих

Всех разбудит петух,

Ты увидишь лежащих

Девять мертвых старух.

Впереди их - седая,

Позади их - хромая,

Все в крови. С нами сила господня!

Варя подозрительно прислушивается к безмолвному бормотанию. Но и мне самому страшно. Девять мертвых старух...

Отлично понимаю, что украл парту, именно украл, и это плохо. Плохо, но и чем-то прекрасно. Страшноватая радость преступления кружит голову. "Преступление" - от "переступить", перейти. Первый раз перешел. Виноват, но герой...

Тащим парту на пятый этаж. Ох, и тяжела же! Мама удивлена: "Что это вы притащили?" - "Парту", - правдиво отвечает Варя. "Откуда взяли?" "Нашли", - полуправдиво отвечаю я. "Где?" - "Во дворе".

Словно бы и не соврал - и соврал. Первый раз соврал маме, осквернил детскую клятву: "Перед мамочкой скажу!" Варя молчит. Мама как будто сомневается, но видно, что рада.

Украл, соврал - и ничего, небо не обрушилось. Вот уже парта расколота на мелкие части, пылает печная топка, яркий огонь оранжев, и в нем сгорает все - и преступление, и ложь, и Варины слезы, и даже стихи про волков... Блаженное тепло наполняет комнату, и два зеленых плюшевых кресла становятся похожими на добрых зверей. И замерзшее пианино оттаивает, издает звук.

12

Перелома не было. Но все-таки каким-то рубежом была эта первая кража. Раз переступив, шагнув за пределы дозволенного, он стал другим человеком. Попробовали бы теперь одноклассники его бить - ого!

Почти каждый день он отправлялся на промысел. Семь волков идут смело... Он уже ничего не боялся.