Но скорее всего надежда эта не была такой уж наивной. Андрей за минувшие годы, которых набралось уже раза в три больше, чем биологических лет, узнал, повидал и передумал слишком много, чтобы так примитивно заблуждаться. И вполне наглядно представлял себе состояние человека, последние лет двадцать почти ежедневно задумывающегося – а не последний ли день он сегодня живёт, сам ли ляжет вечером в свою постель или его ложем станет прозекторский стол и каков будет неизбежный конец – мгновенным, от обширного инфаркта, инсульта, оторвавшегося тромба, или затянется на многие годы в инвалидной коляске, в больничной палате под аппаратом круглосуточного гемодиализа и искусственной вентиляции лёгких.
А то, помилуй бог, случится, как у израильского премьера, Ариэля Шарона, кажется, проклятого каббалистами по древнему обряду[144]
и десять лет пролежавшего в коме, причём, как утверждают знатоки, – парализованным, слепым и глухим, но в полном сознании.И вдруг этому человеку предлагаются, практически бесплатно (подумаешь – всего лишь отказ от претензии на гипотетическую власть над миром и контроль над несколькими триллионами условных денежных единиц), здоровье, молодость, свобода. Свобода от изнурительного, чисто сизифова бега в беличьем колесе, погони за недостижимой в принципе целью.
При этом достаточная часть его состояния останется при нём – достаточная, чтобы прожить ещё хоть сто лет, ни в чём себе не отказывая, но готовая немедленно обратиться в пыль при любой попытке использовать её «не по назначению».
Вся трудность, с точки зрения Андрея, заключалась только лишь в том, что за свою излишне долгую жизнь Сарториус на подсознательном уровне уверовал в свою «экстерриториальность» от обычного мира. И в то, что подконтрольные триллионы (хоть в долларах, хоть в золотых динарах) способны
Поэтому даже доводы разума не всегда способны поколебать такой, можно сказать, инстинкт.
Однако «Дети американской революции» эту проблему, кажется, решили?
И на «Земле дуггуров» Андрей с Шульгиным узнали много интересного именно насчёт работы с инстинктами. Человеческими и гораздо более сложными, чем принято думать.
Что ж, «торжественной порке» Сарториуса пока предавать не стоит, но несколько наглядных примеров преподать придётся. А то так и будет терзаться мыслью о возможности перегрызть цепь, на которую его посадили всерьёз и надолго. Тщетные же надежды, как известно, только отвлекают от плодотворной работы. Эта идея была реализована в «шарашках» сталинской поры, а на восемь веков раньше сформулирована Данте в «Божественной комедии». Над воротами ада была помещена сентенция: «Оставь надежды, всяк сюда входящий!» Мол, покорись своей участи и прими как данность, что амнистии не будет. Вообще. Даже при смене власти и политического режима.
– Скажите, Магнус, вы в курсе, каков на сегодняшний день золотой запас Соединённых Штатов? – внезапно спросил Шульгин.
– До килограмма не скажу. И чтобы выяснить объёмы частных депозитов, потребуется некоторое время. А насколько известно мне – и это достаточно достоверные данные – в хранилищах Федрезерва на Манхэттене и в форте Нокс на данный момент наличествует от восьми тысяч ста до восьми тысяч девятисот тонн в слитках разного веса и разных стандартов, англо-американских и европейских…
– А откуда такой разнос – восемьсот тонн? Даже так, навскидку – сорок миллиардов долларов по сегодняшнему курсу. Вы балансы своих корпораций тоже с такими допусками сводите? – участливо поинтересовался Новиков.
– Разумеется, нет. Но здесь всё иначе. Это ведь только оценочные данные. По отчётам разных лет. Реальный аудит с взвешиванием каждого слитка не проводился никогда. Попытки были, не скрою. И Конгресс интересовался, и Министерство финансов. Некоторые из президентов тоже любопытство проявляли. Особенно когда в прессе всякие спекуляции на эту тему начинались. То будто никакого золотого запаса вообще нет, он давно распродан, то наоборот, что Америка утаивает сданные ей «на хранение» активы третьих стран. Таких, кстати, почти шестьдесят. Которые своё золото здесь хранят…
– А смысл? – удивился Шульгин. – «Жену отдай дяде, а сам…» – Он постарался перевести эту русскую поговорку на английский максимально близко к менталитету собеседника. Тот коротко хохотнул, уловив скабрёзную составляющую.