— Садитесь, — указал на стул врач. — На что жалуетесь?
— Я пришел к вам не как больной, а по частному делу, — сказал капитан и расстегнул плащ.
— Слушаю, — улыбнулся ему русый врач лет сорока.
Недолго раздумывая, капитан приступил к делу.
— Вчера я узнал, что вы лечили моего дядю Ференца Вильдмана. Меня очень расстроила смерть бедного дяди, и я хотел бы знать обстоятельства смерти.
— Да, я лечил его, — подтвердил врач. — К сожалению, об обстоятельствах его смерти ничего не могу сказать. Он стал жертвой несчастного случая. Возникло даже подозрение, что он покончил с собой, но это не очень правдоподобно, хотя в последнее время я заметил у него определенный наклон к этому. В его нервной системе произошли патологические изменения.
— Какого характера? — заинтересовался капитан.
— Прежде чем ответить, позвольте спросить кое-что.
— Пожалуйста.
— Чем вы можете подтвердить, что вы действительно родственник Ференца Вильдмана? Прошу простить меня. Это не проявление недоверия. Просто мы, врачи, обязаны в определенном смысле сохранять тайну.
— Вопрос вполне понятен и законномерен, — успокоил врача капитан. — Пожалуйста, вот мое удостоверение. — Он вынул из кармана свое военное удостоверение и передал его врачу. — Вы можете прочитать, что мою мать зовут Марией Вильдман.
— Это, конечно, еще не доказательство, — засмеялся Сегеде.
— А эта фотография с дарственной надписью на обратной стороне?
Шош подал врачу фотокарточку. Тот долго рассматривал ее. «Племяннику Лаци от дяди Фери», — прочитал он.
— Спасибо, — сказал врач, возвращая капитану фотографию.
— Когда вы виделись в последний раз со своим дядей? — спросил он позже.
— Я не видел его несколько лет, — тихо ответил капитан. — Был на учебе в Москве.
— Если позволите, я буду беспощадно откровенным, — сказал врач, закуривая. — Хочу заметить об этих вещах я никому и никогда не говорил, потому что бедняга Фери делился со мной так, как с ксендзом на исповеди.
— Я прошу вас, господин доктор, говорите все до конца.
— Нервную систему вашего дяди подорвало большое горе. Вы знаете, что он боролся против этого строя. Как именно — я не знаю. Его очень огорчало, что единственный его племянник стал коммунистом, и таким образом они оказались с ним во враждебных лагерях…
— Но ведь…
— Позвольте мне закончить, — поднял руку врач. — Я знаю только то, что он мне говорил. Фери был прямым честным человеком, не отступал от своих принципов. Я стою в стороне от политики и не хочу вмешиваться в это дело. Но я понимаю его…
— Но, — начал снова капитан, — дяде Фери было хорошо известно, из каких соображений я поступил в партию, даже в Москву я поехал потому, что он сам настаивал на этом.
— Не знаю. Об этом он мне ничего не говорил, — сказал врач. — Несколько недель назад он передал мне письмо и завещание. Фери просил передать их племяннику только в том случае, если он на деле докажет свою честность.
— Это мне не совсем понятно.
— Я сейчас объясню. — Врач взял в ящике стола папку. — Вот здесь чек на тысячу фунтов стерлингов, а вот в этом запечатанном конверте завещание. Но все это я могу передать вам только тогда, когда вы, в соответствии с желанием Ференца Вильдмана, выполните определенные условия.
— Я слушаю вас. Какие условия? — спросил капитан, не сводя глаз с чека…
Через полтора часа капитан Шош оставил виллу. Он медленно шел по пустынным переулкам. Иногда останавливался, осторожно оглядывался. Перед домом 24 на улице Розмаринг стоял новенький комфортабельный автомобиль обтекаемой формы — «Форд» последнего выпуска. Капитан остановился у машины и еще раз внимательно посмотрел вокруг.
— Тысячу фунтов стерлингов — это немалые деньги, — бормотал он.
Улыбнулся и сел в машину.
— Поехали, — кивнул водителю.
Откинувшись на спинку сиденья, он зажег сигарету и погрузился в мысли.
Иштван взволнованно поднимался по широкой лестнице библиотеки.
«Только бы не встретить знакомого», — думал парень, пытаясь преодолеть волнение.