В Америке происходило изменение соотношения сил. Никсон переделал Верховный суд, назначив судей с «правыми» убеждениями. Он неоднократно клялся вновь восстановить уважение к закону и президентской власти. Он назначил глубоко консервативного Джона Н. Митчелла министром юстиции для восстановления порядка в Соединенных Штатах и продолжил политическую традицию ставить руководителя президентской избирательной кампании во главе министерства юстиции. У Митчелла были манеры человека, спокойно попыхивающего трубкой, и горячая преданность президенту. Он делал все, чего хотел от него Никсон, и относился к Гуверу с уважением, которого требовал директор ФБР. «Министры юстиции редко руководили господином Гувером, — сказал Никсон. — Это было трудно сделать даже президентам»[460]
.С самой своей первой недели пребывания в должности Никсон потребовал разведданных на радикалов. «Он хотел знать, кто это делает и что делается, чтобы поймать вредителей», — писал Эрлихман. Президент велел своему советнику в Белом доме пойти к Гуверу, представиться «его другом и доверенным лицом Белого дома»[461]
и наладить прямой канал секретной связи между ФБР и Белым домом.Эрлихман начал разговор с Гувером с осторожностью. Его сотрудники предупредили его, «что во время каждой встречи в кабинете Гувера тайно ведется кино- или видеосъемка. Но они не подготовили меня к тому пути к Волшебнику из страны Оз, который требовалось пройти посетителям». Из коридоров министерства юстиции Эрлихмана провели по двойным коридорам, охраняемым личными телохранителями Гувера. Он вошел в комнату, битком набитую дарами Гуверу — декоративными тарелками, украшенными изображениями американского орла и вечно горящих факелов. Приемная вела во вторую, более официальную комнату, в которой хранились еще сотни наград. Та комната вела в третье хранилище памятных подарков с великолепно отполированным письменным столом. Стол был пуст.
«Дж. Эдгара Гувера нигде не было видно, — написал он. — Мой сопровождающий открыл дверь позади письменного стола в дальнем конце комнаты и провел меня в кабинет площадью 12 или 13 квадратных футов, главное место в котором занимал Гувер. Он сидел в большом кожаном рабочем кресле за деревянным письменным столом в центре комнаты. Когда он встал, стало очевидно, что он и его письменный стол находятся на возвышении высотой около 6 футов. Мне было предложено сесть на низкую кожаную кушетку багрового цвета справа от него. Дж. Эдгар Гувер посмотрел на меня сверху вниз и начал говорить». Он говорил без остановок около часа о «Черных пантерах», Коммунистической партии США, советской разведке, конгрессе, семье Кеннеди и многом другом. Но ему было нечего сказать о том, чего хотел президент, — разведывательных данных о радикальных фракция «новых левых».
Эрлихман узнал, как узнал и Никсон, что «Бюро занимается слухами, сплетнями и предположениями», когда дело касается секретной политической информации. Даже когда доклад был основан на прослушивании телефонных разговоров или использовании жучков, «эта информация часто была основана на слухах, пересказанных два-три раза».
Так обстояло дело с самой первой свежей информацией, которую передал Гувер в конце января 1969 года. Никсон пригласил Гувера на обед на двенадцать персон в Белом доме. Это приглашение пересеклось с пугающей служебной запиской президенту. Гувер утверждал, что давний сотрудник журналистского корпуса Белого дома Генри Брэндон, который освещал происходящее в Вашингтоне для лондонской «Санди таймс», представляет угрозу национальной безопасности.
«Я позвонил господину Гуверу и сказал: «Что все это значит?»[462]
— вспоминал Никсон. Он знал Брэндона как самого выдающегося зарубежного корреспондента в Вашингтоне, законченного карьериста и приятеля советника по национальной безопасности Генри Киссинджера, который любил проводить воскресенья в бассейне Брэндона.Гувер сказал, что этот репортер подозревается в шпионаже в пользу британской и чешской разведывательных служб и что ФБР прослушивает телефонные разговоры Брэндона уже несколько лет в поисках доказательств. Это заронило в голову Никсона мысль: прослушивание телефонных разговоров журналистов является способом обнаружения утечек информации и ее источников в Белом доме.
Несколько дней спустя, 1 февраля 1969 года, Генри Киссинджер созвал сотрудников Совета национальной безопасности на совершенно секретную встречу с Никсоном по Среднему Востоку. «В течение нескольких дней, — вспоминал Никсон, — подробности обсуждения, которое имело место на этой встречи, просочились в прессу. Эйзенхауэр, которого я лично инструктировал по поводу этой встречи, счел любую утечку секретной информации о внешней политике — будь то мирное время или военное — предательством»[463]
.