ФБР. Правдивая история

Салливан созвал пять заседаний с участием начальников американской разведки и их заместителей. «По отдельности те из нас, которые занимаются разведкой, относительно малы и ограничены возможностями, — сказал он на первом заседании в штаб-квартире ФБР 8 июня. — Объединившись, мы увеличиваем наш совместный потенциал и делаем его безграничным. Именно благодаря единству действий мы можем колоссально повысить наш потенциал по сбору разведывательной информации и, я уверен, получить ответы, которые нужны президенту»[482]. Среди старой гвардии крепли надежды. «Я увидел в этих заседаниях прекрасную возможность возвратить те методы, которые нам были нужны, — сказал сотрудник ФБР Билл Крегар, который руководил контрразведывательными программами в отношении Советов. — И Салливан тоже»[483]. Оба они знали, что препятствием станет сам Гувер. Он не хотел согласовывать работу ФБР с ЦРУ или любой другой разведслужбой. Наоборот: он оборвал контакты со своими коллегами настолько, что связь между Хьюстоном и Салливаном стала единственной официальной связью между Бюро и остальным американским правительством.

Программа, которая появилась на свет, стала известна как «План Хьюстона». Но это была работа Салливана от начала и до конца. И на нее было тайное официальное разрешение президента Соединенных Штатов.

Этот план призывал разведслужбы Америки работать как одно целое. Стены между ними должны были исчезнуть. Ограничения на сбор разведывательной информации в Соединенных Штатах должны были быть сняты. Агенты ФБР и их коллеги должны были получить возможность отслеживать международные связи американских граждан, усилить электронное наблюдение за американскими диссидентами, читать их почту, осуществлять несанкционированное проникновение в их дома и офисы, расширить слежку за перво-и второкурсниками университетов в студгородках — короче, продолжать делать то, что Бюро делало на протяжении десятилетий, но делать это в больших масштабах, делать лучше и во взаимодействии с ЦРУ и Пентагоном.

План соответствовал подходам президента к национальной безопасности: делать для этого все, что можно. Он знал, что вскрытие корреспонденции — государственное преступление и что несанкционированные проникновения в помещения — это взлом. Но это были самые лучшие способы сбора информации. И Никсон полагал, что если это делает президент, то это не является противозаконным.

14 июля, после того как Хьюстон принес этот план в Белый дом, президент сказал, что одобряет его. Но Гувер выразил свое несогласие. Он «взвился до потолка»[484], как вспоминал Салливан, как только понял, что этот план должен будет осуществляться его властью — не Никсона. Президент не подписал его; его одобрение было устным, не письменным. «Это оставляет меня одного как человека, который принял решение, — сказал он. — Я не собираюсь больше принимать на себя ответственность, хоть я и делал это много лет… Это становится все более и более опасным, и мы можем попасться».

Гувер потребовал встречи с Никсоном. И он смутил президента взглядом.

Никсон полагал, что «ввиду критической ситуации с терроризмом»[485] план и «оправдан, и ответствен». Но он понимал, что «небольшое значение будет иметь то, что я решил или одобрил», если Гувер заартачится. «Даже если бы я отдал ему прямой приказ, который он, без сомнения, выполнил бы, он вскоре позаботился бы о том, чтобы у меня появилась причина пойти на попятный. Была даже отдаленная возможность, что он в знак протеста уйдет в отставку».

Никсон отозвал этот план по воле Гувера. Его ближний круг начал осуждать директора ФБР как ненадежного союзника в войне с революционерами-террористами. «Гуверу нужно сказать, кто тут президент, — сказал Хьюстон Холдеману 5 августа. — Он стал совершенно неблагоразумен, и его поведение вредно для наших внутренних разведывательных операций… Если он настоит на своем, это будет выглядеть так, будто он обладает большей властью, чем президент»[486].

Новый советник Белого дома — тридцатиоднолетний юрист по имени Джон У. Дин — взял на себя спасение этого плана. Он работал в контакте с Салливаном. Несмотря на несогласие Гувера, наблюдение с помощью электронных средств и несанкционированные проникновения в помещения участились. ФБР начало вербовать осведомителей даже восемнадцатилетнего возраста. Секретные операции против «левых» расширялись. (Маленький, но растущий контингент агентов ФБР, которые выглядели, одевались и вели себя как их объекты, представлял собой братство, которое обладало командным духом; агенты называли себя «Бороды, Черные и Игральные карты».)

Эти операции иногда проходили по устному распоряжению Салливана, иногда — по распоряжению министра юстиции Митчелла, а иногда — по приказу самого президента.

Контроль за самым мощным оружием ФБР начал ускользать из рук Гувера и перемещаться в руки политических сторонников Никсона. Они полагали, что интересы национальной безопасности отменяют власть закона. Их задачей, кроме того, было переизбрание президента.

«Вызвать конфронтацию»