Фебус. Недоделанный король

И легист не подвел. Хорошо поставленным голосом он зачитал заранее составленное экспертное заключение семи докторов римского права (шло перечисление имен и университетов) о дезавуировании давнего решения Генеральных штатов Беарна и Фуа о регентстве маман до достижения мною шестнадцати лет, как противоречащего древним фуэрос страны (шло перечисление конкретных фуэро и их статей), согласно которым я и есть законный совершеннолетний государь с четырнадцати лет. В полном своем праве. То есть уже почти год. Если быть точнее — десять с половиной месяцев.

— И все подданные короны Беарна должны немедленно принести дону Франциску присягу, если не хотят быть объявлены мятежниками, — закончил рокотать красивый баритон Капулетти под сводами зала.

Регина встала и решительно заявила:

— Я об этом первый раз слышу.

— МАМАН, прогоните своего советника по юстиции, — съехидничал я, — как безграмотного. Государь должен в первую очередь соблюдать наши древние права и привилегии — как свои, так и чужие. Не так ли, сеньоры? — повернулся я к толпе придворных.

Возражений не последовало. Все склонили головы. То ли в согласии с моими словами, то ли в ожидании того, как дальше будет развиваться кризис власти в стране.

— Это хорошо, что вы встали, МАМАН, — сказал я ей с небольшим поклоном, и протянул ей руку. — Я помогу вам спуститься с небес на землю. Обопритесь на меня.

За трон в это время зашли все четверо амхарцев, как бы случайно оттолкнув от этого символа власти какого-то расфуфыренного перца. Они разом обнажили мечи и положили их на плечи. Вот такие у меня теперь рынды.

Опершись о мою ладонь, регина, уже бывшая, величаво сошла с тронного возвышения. И встала рядом со мной. Ростом она была почти с меня. Чтобы смотреть в ее карие глаза, мне не нужно было задирать или опускать свой взгляд.

— И я рад вас видеть в добром здравии, маман, — сказал я и поцеловал ей руку. — Всегда ваш любящий сын и ГОСУДАРЬ.

После чего поднялся по ступеням и сел на трон.

Что сказать?.. Трон — это всего лишь очень неудобный стул. И ничего больше.

— Итак, сеньоры, по какому поводу у нас сегодня столь представительное собрание? — спросил я.

— Мы выдаем твою сестру замуж, — ответила маман.

Причем сказала она это как о деле уже решенном, а не решаемом.

— Очень интересно… — заметил я. — Но к чему такая спешка? Не подождав меня?

На это маман не ответила.

— И, кстати, а кто этот счастливый жених? — продолжал я пытать слегка смущенное собрание.

Из толпы придворных вышел престарелый щеголь и, куртуазно поклонившись, сказал:

— Ваше высочество, позвольте представиться — сеньор Алан д’Альбре конт де Го, де Кастр и де Перигор, виконт де Лимож, де Тарта и д’Акс. Я и есть жених несравненной виконтессы Екатерины.

Дон Саншо если бы мог, то поразил бы меня молнией из своего единственного глаза.

Я ему сделал неприметный знак, и он понял, что ему еще не время выступать. Просто запастись терпением. Слово принца тверже стали.

— Вы? — удивился я наигранно. — Жених Каталины? Именно вы, а не ваш сын?

— Именно я, ваше высочество.

— Как интересно… — протянул я. — И как вам такое желание могло прийти в голову? Вам же сто лет в обед исполнится.

Я, конечно, сильно преувеличивал. Претенденту на руку сестры было где-то за сорок, но вид он имел сильно потасканный, так что выглядел старше.

— Это воля моего сюзерена, руа франков Луи. — И жених снова поклонился трону.

Вот-вот… именно трону, а не мне. Это же какой талант надо иметь — выразить все одним движением спины. При этом невозмутим как слон. Что ж, в таком случае поддадим перчику…

— То есть, как я понял, сами вы жениться не хотите, а только исполняете волю вашего монарха? Так? — И не удержавшись, я хохотнул. — Конечно, ну как я сам не догадался! С малышкой Каталиной вам бы пришлось кого-нибудь нанимать за деньги, чтобы в этом браке появились дети. Но если монарх приказал… Воля монарха всегда свята. Даже если у жениха женихалка не стоит…

— Да как ты смеешь, мальчишка… — вдруг вскричал наконец-то оскорбленный д’Альбре и вытащил из ножен шпагу. — Да я тебе уши обрежу!

Тут на подмостки выступил бастард, который с неуловимой грацией сделал два длинных приставных шага в его сторону. Как оказался фламберг в руке Арманьяка, никто не заметил, но… два звяка… кольцевое движение лезвием — и шпага сеньора д’Альбре улетела в камин. А сам он стоял, вытянувшись на цыпочках, потому как кончик волнистого клинка шпаги Арманьяка упирался ему под нижнюю челюсть.

Еще полдюжины придворных успели обнажить за это время шпаги и сделали шаг к бастарду.

— Стоять! — крикнул я как можно суровей. — Первый, кто сделает еще один шаг, окажется на плахе.

Стрелки у стены подняли заранее заряженные арбалеты, что моментально охладило у всех наступательный порыв.

А Марк в подтверждение моих слов показал свой страхолюдный топор и плотоядно улыбнулся, сверкнув крупными зубами.

Повернулся я к этим дворянам и понял уже, что это и есть посольство франков. Потому как остальные — свои, доморощенные — отступили от них на несколько шагов, и бретеры оказались в центре внимания. И как бы в пустоте.