Федералист

Для Гамильтона и Мэдисона ситуация была предельно ясна. История зафиксировала их лаконичные и категорические суждения по проблеме, о которой идет речь. Как раз в то время, когда, изнывая от летней жары, отцы-основатели трудились в Филадельфии. “Общество, естественно, разделено на две политические части – немногие и многие, имеющие различные интересы” (Гамильтон, 18 июля 1787 года). “Во всех цивилизованных странах народ разделен на разные классы... особенное различие между богатыми и бедными” (Мэдисон, 26 июня 1776 года). Эти идеи, облачившись в тогу Публия, они и развивали в “Федералисте”. Для пытливых умов все же оказалось недостаточным высказанное в статье 10 и расширенное в статье 37 “Федералиста” толкование того, что имеется в виду под “способностями” человека. В статье 37 к ним добавлены суждения, воля, желание, память и воображение. По всей вероятности, дискуссия выплеснулась достаточно далеко за пределы ратификационных обсуждений. Видимо, по этой причине Мэдисон счел необходимым уточнить значение термина “собственность” в письме в “Нэшнл газетт” 29 марта 1792 года:

“"Конкретно термин означает владение чем-либо, на что данный человек претендует и осуществляет в мире, исключая любого другого индивидуума". В широком смысле это означает все, чему он придает ценность и на что имеет право, оставляя за всеми остальными такие же преимущества. В первом случае земля, товары или деньги называются его собственностью... В последнем случае человек – собственник своих взглядов и свободы их распространения. Особую ценность представляют его собственность на религиозные убеждения и [c.20] продиктованные ими его профессия и тактика. Его драгоценная собственность – личная безопасность и свобода. Равным образом его собственность – свободное использование своих способностей и свободный выбор предметов, к которым он их применяет. Одним словом, если говорят, что кто-то имеет право на свою собственность, с равными основаниями можно сказать – он собственник своих прав”.

Весь пафос аргументации Мэдисона-Публия – устроить государство так, чтобы неравные способности приобретения собственности были надежно защищены. Иными словами – все должны иметь равные возможности становиться в конечном итоге более неравными и быть ограждены от поползновений со стороны исповедующих эгалитарные взгляды. При обсуждении конституции Мэдисон внушал: “Создавая нашу систему на века, мы не должны упускать из виду тех изменений, которые принесут новые столетия”. Очень предусмотрительно, ибо, по его словам, “рост населения неизбежно увеличит долю тех, кто будет трудиться, испытывая все тяготы жизни, и тайно вздыхать по более равному распределению ее благ... Симптомы духа равенства... уже достаточно проявились в ряде мест, что и предостерегает о грядущей опасности”.

В новейшем анализе философии конституции весьма компетентный американский исследователь П. Эйделберг задался целью проследить, проник ли термин “дух равенства” на страницы “Федералиста”. Ни в одной из статей его обнаружить не удалось, но осторожно сформулированный эквивалент наличествует – “фракция большинства”. Именно те, кто входят в нее, “тайно вздыхают” по лучшей доле. Эйделберг диагностирует их вздохи как элементарную зависть и подробно рассматривает ее социальные последствия: “Зависть в нейтральной форме означает тоску по преимуществам другого. В негативной форме это чувство смешивается с недоброжелательством или недовольством к имеющему эти преимущества. В любом случае объектом зависти могут быть богатство, положение или даже характер другого. Но зависть – качество, отличающее не только индивидуумов, она может охватить целый класс. Больше того, конечная цель зависти – в содружестве с уравнительным духом – сделать всех равными, сведя [c.21] их до уровня посредственности... Коль скоро, по Мэдисону, главная угроза исходит со стороны фракции большинства, отсюда следует – защита различных и неравных способностей людей означает защиту лучших от попыток многих уравнять всех в посредственности”.

На чьей стороне лежат симпатии Публия – очевидно. Оторвавшись от трудов по созданию “Федералиста”, Гамильтон на конвенте штата, обсуждавшего ратификацию конституции, четко и ясно, хотя и парадоксально, сказал: “Взглянем на богатых и бедных в обществе... Где преобладает добродетель? Различие не в количестве, а в пороках, присущих разным классам. Преимущества в складе характера принадлежат богатым. Их пороки, вероятно, в большей степени содействуют процветанию государства, чем пороки бедняков, и в меньшей степени отдают моральным разложением”. Расшифровывая генеральное суждение Гамильтона, Эйделберг выстраивает впечатляющие ряды пороков: у бедных – зависть, грозящая торжеством посредственности, у богатых – честолюбие, укрепляющее государство, и алчность, преумножающая его благосостояние15.