Федеральный наемник

Я ничего не ответил. К своему удивлению, я вдруг почувствовал, что у меня пропало желание ударить священника. Хотя я человек крайне эмоциональный и подобные стремления обычно быстро меня не покидают. Особенно в тех случаях, если они не находят скорого удовлетворения.

Внезапно я ощутил голод. Я не ел со вчерашнего вечера. Так что скоро будет сутки моему вынужденному воздержанию.

— Здесь хоть кормят? — спросил я.

— Кормят, — вдруг впервые за все время моего пребывания в тюрьме подал голос молодой парень. — Если это можно назвать едой. — Он фыркнул. — Правда бывает, что за день так ничего и не дают. Приходиться просить этих мразей.

— А тебя как зовут? — спросил я.

Паренек посмотрел на меня, но почему-то решил, что мой вопрос не стоит его ответа. Я не настаивал; мне в общем-то было все равно.

После того, как забрали лейтенанта, в яме стало чуть попросторней. И все же было очень тесно. Я чувствовал усталость. Мне хотелось лечь, вытянуть ноги. Но если бы я это сделал, то занял бы все отведенное нам для жизни пространство. Я вынужден был присесть на корточке.

— А как вы тут спите? — спросил я.

— По очереди, — ответил отец Борис. — Один полулежит, другие стоят. Через час, происходит смена.

Я подумал, что чем так мучаться, может быть предпочтительней умереть как можно скорей. Пусть эти сволочи получат смак от истязания, зато мне больше не придеться переносить такие издевательства. Целый месяц подобного скотского существования, как отец Борис, я не выдержу, сойду с ума. В своей жизни мне довелось немало испытать, но мне всегда было легче справляться с трудностями, когда я мог действовать, когда хоть что-то зависело от меня, когда впереди маячила хоть какая-то надежда. Даже в зоне у меня было больше свободы, чем тут. Я мог работать, заниматься физическими упражнениями, читать книги. Здесь же я могу либо сидеть, либо стоять — и больше ничего. Я знаю себя, у меня клаустрофобия — боязнь замкнутого пространства. Либо я сделаю попытку побега, либо пусть они меня убивают. Ничего другого все равно не остается.

Внизу в очередной раз показалась мерзкая рожа стерегущего нас бандита.

— Готовьтесь ужинать, еда прямо из ресторана, пальчики оближешь.

— Для наглядности боевик облизал свои пальцы и громко загоготал. Затем стал спускать за веревку ведро.

Мы склонялись над ним. На дне ведра плавала какая-то похлебка. Из чего она была сделана, понять было невозможно, но запах издавала мерзкий, почти как давно не мытый сортир. Однако мы все в яме были настолько голодными, что обрадовались и такой еде.

Отец Борис протянул мне ложку и железную миску, я зачерпнул варево, но перелить его из ведра в свою посуду у меня не хватило терпения. Вкус полностью соответствовал запаху, в обычных условиях меня бы сразу же вырвало. Но сейчас я поглощал эту мерзкую пищу даже не без аппетита — целые сутки без еды сильно меняют наши вкусовые пристрастия, делая их менее изысканными.

После ужина меня стало клонить ко сну — сказывались испытания дня. Отец Борис заметил мое состояние.

— Вы будете спать первым, — решил он. — Но потом, извините, вас придеться разбудить.

— Я понимаю, — с благодарностью ответил я. Мне стало неудобно за то, что еще совсем недавно я испытывал едва ли не ненависть к этому человеку. И за что? За несколько цитат. Пусть даже не совсем уместных, если учесть, что мы находимся в церкви, а в том самом месте, где людей истязают, режут на части, как повара мясо прежде чем ее зажарить.

Я скрючился на дне этого колодца. Больше всего на свете мне хотелось вытянуть ноги. Впервые я вдруг с некоторым сожалением подумал о зоне; там хоть можно было нормально спать. И вообще, по сравнению с условиями, в которых я сейчас нахожусь, это была просто комфортабельная гостиница.

Кроме того, что было тесно, стало еще холодно. Мы все же находились в горах и перепады температуры тут были немалые. От стужи у меня не попадал зуб на зуб и несмотря на сильное желание спать, я долго не мог уснуть.

Я проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо. Я открыл глаза и несколько секунд не мог понять, где я нахожусь.

— Просыпайтесь, — услышал я голос отца Бориса, — теперь черед спать молодого человека.

Это была странная и страшная ночь. В течение всего времени таким вот образом мы менялись местами по несколько раз. Когда снова настал мой черед скрючиться на цементном полу, я заснул быстро. А в следующий раз — мгновенно. Я быстро приобретал необходимые для выживания в этих экстремальных условиях навыки. Впрочем, это обстоятельство меня не особенно удивляло, я знал, что всегда умел хорошо приспосабливаться к окружающей меня действительности. Это и помогало мне выживать в самых разных ситуациях.