Федин

Наряду со многими томами документов на суде демонстрировались вещественные доказательства чудовищных преступлений. С корреспондентских мест, где советскую прессу в числе других представляли также Б. Полевой и Вс. Вишневский, Федин смотрел диапозитивы и ленты о фашистской «индустрии» массового уничтожения — о душегубках, газовых камерах, километровых рвах, наполненных телами расстрелянных, о действовавших в нацистских концлагерях мастерских для промышленной утилизации тел умерщвленных… Обвинение показывало абажуры, дамские сумочки, изготовленные из человеческой кожи, мыло, сваренное из человеческого жира.

На Нюрнбергском процессе Федин собственными глазами как бы дочитывал эпилог того долгого исторического противоборства, которое вел советский народ и все прогрессивное человечество с коричневой чумой фашизма. Еще раз публицистически осмысливал значение той победы, которая была достигнута в Великой Отечественной войне.

За долгие и тяжелые недели процесса в Нюрнберге, которые с утра до вечера почти каждый день проходили во Дворце правосудия, Федин обрел новых друзей. Он сблизился с корреспондентом «Правды» Борисом Полевым, уже начавшим работать над "Повестью о настоящем человеке", и с известным украинским писателем Юрием Яновским, автором яркой романтической повести о гражданской войне «Всадники», писавшим для одной из украинских газет. Среди корреспондентского корпуса, представлявшего советскую прессу, Федин привлекал внимание не только мастерскими публикациями из зала суда. Б. Полевой вспоминает, как читался в Нюрнберге в свободное от заседаний время роман "Города и годы".

Началось с прогулки, при которой Федин показал двум-трем коллегам ту самую "сводчатую дверь" среди руин, откуда он бежал в 1914 году. "Я знал, конечно, фединскую биографию, — рассказывает Б. Полевой, — И вдруг ясно вспомнилась давно уже читанная книга "Города и годы"… Возник перед глазами… Курт Ван… Андрей Старцов и, конечно же, с особой четкостью… обер-лейтенант фон дур Мюллен-Шенау… Вспомнилось высокомерное выражение его тонких жестких губ, вспомнились е(го рассуждения о приоритете северной расы над всеми расами мира, его надменные речи, его бредовые мечты.

Здесь, в Нюрнберге, который… был колыбелью нацизма… именно здесь, на месте описанных событий, эта оригинальная фигура литературного героя вспомнилась с особой четкостью… И тут, у старых ворот, которые никуда не вели, я как-то новыми глазами увидел… Федина…

…Мне… очень захотелось перечитать "Города и годы". Но где их достанешь?.. Послал в Москву жене телеграмму. Она взяла эту книгу в библиотеке «Правды» и прислала ближайшим самолетом. Перечитал. Еще раз поразился точности творческого предвидения. Потом книга эта, которую большинство из нас, конечно, знало и раньше, пошла по рукам. Ее перечитывали, взвешивая, так сказать, в свете Нюрнбергского процесса… Из журналистских рук книга перекочевала к юристам… Это качество литературы Всеволод Вишневский… обожавший военную терминологию, определил словом: дальнобойность".

"…Как сложна сейчас жизнь души! — писал Федин Мартьяновой iO августа 1942 года. — Если бы весь этот дымовой клуб воспоминаний, тоски, грусти, возмущения, мечты о работе и любви к людям, отвращения к ним и веры в них — если бы этот клуб пропустить через книгу — какая это была бы страшная книга! Очень хочется, сверхпрофессионально хочется писать…" И дальше в этой исповеди чувств перед своим "идеальным читателем" — а письма к В.И. Мартьяновой военных лет отличаются особой литературной «программностью» — Федин выделяет главное в ближайших планах:

"Представьте, сначала это будет продолжение «Горького». Потом — м.б. — тот роман, к[ото]рый начат и брошен, — о росте девушки, девочки, женщины, о славе и борьбе, о сугубом саратовском быте… и о… месте искусства в жизни…"

Советская литература в годы битвы с фашизмом не только воплощает героику настоящего, но и стремится исследовать истоки подвигов народа в Отечественной войне. Важная роль в этом отношении принадлежит историческому роману и родственным ему документально-художественным жанрам.

Прошлое советских народов, героика их борьбы за свободу и независимость, против поработителей и иноземных захватчиков, за лучшее будущее, дают неисчерпаемый материал искусству для притягательных и вдохновляющих образов. Лики Александра Невского, Кутузова, Суворова, Нахимова недаром отчеканены на боевых орденах, утвержденных в годы войны для отличившихся на поле брани, — в своей героической истории сражающийся народ черпает новые силы.

В годы войны А. Толстой трудится над третьей книгой романа "Петр Первый", где изображается борьба со шведской интервенцией. Преодолевая смертельный недуг, Ю. Тынянов пытается завершить роман «Пушкин». Над эпопеей "Емельян Пугачев" работает Вяч. Шишков. Появляются романы «Багратион» С. Голубова, «Батый» В. Яна, «Порт-Артур» А. Степанова, "Георгий Саакадзе" А. Антоновской, "Михайловский замок" О. Форш…