Федина история

— Не надо, тетка Анна. Нам хоть из корыта, лишь бы досыта!

— Достань! — прогудел Женька.

Анна полезла в шкаф, однако Женька не стал ее дожидаться, выдохнул: «Ну, поехали» — и выпил залпом. Неуклюжесть, которую ощущал он в себе прежде, прошла, откуда-то взялась раскованность, широта в движениях. Разлил еще.

На столе появилась фарфоровая посуда. Потянулись руки. Осторожно, будто малого ребенка, брали они причудливые диковинки, вертели так и сяк. У Анны заходилось сердце: что ни говори, а выпившие уже. Высказывались мнения о сервизе, о фарфоре, о китайцах вообще, дошли до бесстыжего китайского бога с голой бабой на коленях.

— Такие теперь не продают… Женя, где достал? — поинтересовался Александр Конищев.

— Не имей сто рублей, а имей… тысячу.

Женька сидел царьком. Несколько раз его локоть — как бы невзначай — задевал рядом сидящую Татьяну. Обжигало, словно юнца. Он откидывался на спинку стула, незаметно рассматривал остренькие коленочки под столом. Сердце замирало от мысли, что он, тридцатипятилетний, тертый-перетертый Женька Багаев, будет каждую ночь ложиться в постель с такой молоденькой красотулечкой. Поначалу мешала мысль о ее ребенке, теперь же она прошла.

— Так! Кхе… — Женька встал. — Татьяна, мы не маленькие, чтобы там… — он повращал рукой. — У тебя ребенок, должна понимать, что к чему, полн… Живу я, сама знаешь как! Дом маленький? Крестовый на другое лето поставлю! — обратился он ко всем сразу. — Или двухэтажный… — Усмехнулся, уже глядя на одного Димку, добавил: — Женька Багаев может для всей родни, полн… домины выстроить! И каждому по машине купить!

Таня опустила голову, молчала.

И вдруг раздалось тихое, но внятное:

— Купи, — Димка сидел, подперев щеку ладонью, смотрел пристально и грустно.

— Че? — не понял сгоряча Женька.

— Да так… — Димка приподнял отяжелевшую голову (сам не заметил, как заговорил), растерянно поглядел на родственников. — Купи, говорю, по машине, — постарался сказать шутливо, с улыбкой, а получилось едко.

«Издевается, сука», — промелькнуло в Женькиной голове, и он что есть силы сдавил край стола: не лыком шит, так просто не возьмешь!

— Куплю! Полн… Куплю! Только не тебе! Понял? Вот так! Сопляк ты…

— Хорошо, согласен, мне не надо. Остальным купи.

— Мастер ты чужими деньгами… А знаешь, как их зарабатывать?! Знаешь?! Ты, полн… карандашом работаешь. Образованный! А ты повкалывай… В мороз! В дождь! На, погляди! — Женька протянул через стол руки: мясистые, натруженные, с толстыми короткими пальцами.

— Чего тычешь! — вскочил Димка: видно, сумел-таки Женька задеть его за больное. — Не волнуйся, вкалываю не меньше тебя! По-другому, правда! Не в этом дело. Пусть я сопляк, пусть! Но ты же хвалишься широкой натурой — так покажи ее! Ну! Орать-то все мастера! Самодовольство тебя, Женя, распирает, а не широта души!

Немало на своем веку видел Женька сволочей, но таких, как братец… Таких вешать надо.

— Падла! — Женька пробирался вдоль стола.

Первым опомнился дед Василий.

— Ну-ка, сядьте! — крикнул он. — Ишь че затеяли!

— Уработаю, полн!.. — сдавленно закричал Женька.

— Попробуй.

Повскакивали родственники, повисли у братьев на плечах, растащили… Женька сидел, обхватив голову руками, тяжело дышал. Его так и подмывало перевернуть стол.

— Нехорошо так делать, Дима, — тихо и укоризненно сказала Анна.

— Нехорошо… — Димка поморщился, было стыдно и в то же время обидно, что остался виноватым. — Может быть… Но больно. Вспоминаю, какие вы раньше были, когда вместе собирались! Дружные, веселые, души нараспашку! Хоть на столах и меньше стояло!

— А что? Мы сейчас поругались аль подрались меж собой?

— Лучше бы подрались, — усмехнулся Димка. — Хоть друг друга бы увидели! А то сейчас перед глазами медяки одни, а не люди! Вот сорок тысяч сидит, вот — десять или сколько там, не знаю, вот — сто тридцать рублей! Вспомните, как дома ставили друг другу, помочи собирали… Дней работа, вечером веселье! И все вместе, никто не пыжится! Все откровенно!

Анне было не до воспоминаний, она думала о сватовстве, о сыне, которому, по всей видимости, тяжело. И навязал же бог на душу такого племянника! И чего завидовать? Чего петушиться?

Нехотя она стала рассказывать, как в новоселье накормила гостей сусличьим мясом (Яша-покойничек, Димкин отец, наловил), а те приняли его за курятинку. Память взяла свое — увлеклась. Рассказ подхватили, вспомнили, как переходили в новые дома из землянок, как однажды пьяный Семен порывался вышибить головой дверь: хотел доказать — плохо навешена.

Александр Конищев, презрительно усмехавшийся во время разговора о Семене, поведал историю о том, как Ленька Шапошников головой срывал двери с любого запора, потом, повредив какие-то нервы, окосел на левый глаз.

Семен, напряженно слушавший Александра, привстал, опершись о стол одной рукой, выдержал паузу и весомо, будто бы оскорблен в лучших чувствах, заявил:

— Хоть, счас вышибу?

Но рука его предательски соскользнула, и он рухнул, с лязгом ударившись челюстью о край стола.