Федор Апраксин. С чистой совестью

На прощальном ужине Петр подарил Норрису свой портрет, обрамленный алмазами, другим адмиралам бриллиантовые перстни. Апраксин обменялся с флагманами по-свойски ящиками доброго вина. После возвращения в Петербург по завершении кампании на море он посетил бал, который в честь своих именин давал Меншиков. Как всегда, вино лилось рекою, все сильно захмелели, но больше всех отличился именинник, оказавшись под столом и утеряв иностранный орден с бриллиантами. На другой день поднялась суматоха, князь объявил премию в 200 рублей тому, кто найдет потерю.

К хлебосольному Апраксину обычно съезжались снимать хмельное напряжение не только адмиралы, генералы, сенаторы.

Канцлер Головкин рассмешил присутствующих:

— Светлейший-то обвел вокруг пальца человека из австерии. Он ему кавалерию отыскал, а князюшка токмо сто девяносто рубликами отблагодарил, червонец прикарманил…

Перед Рождеством к Апраксину наведался по старой дружбе Корнелий Крюйс, царь простил его.

— Я на государя тоже не в обиде, — признался вице-адмирал.

Переехал из Москвы и Кикин, с дозволения царя, правда, без возвращения на службу. Снедаемый честолюбием, он затаил злобную обиду.

Пришло печальное письмо из Англии. Племянник сообщил о скорой кончине Федора Салтыкова. «По справедливости ли Господь Бог к себе лучших прибирает, а поганцев оставляет жизнь осквернять?» — вздыхал Апраксин. В последний день уходящего года отдала Богу душу любимая сестра, вдовья царица Марфа Матвеевна. Похоронили ее уже на Крещение в крепости церкви Петра и Павла…

Совсем не ожидал царской милости генерал-адмирал, ни одним словом не обмолвился, но вскоре после похорон Петр объявил ему:

— У Марфы нет наследников, жалую тебя всеми ее вотчинами, службой сие заработал…

Поминал сестру Апраксин с человеком, который знал ее с юных лет, с Андреем Матвеевым. Недавно царь отозвал его из-за границы. В Петербурге была основана Морская академия. При встрече сказал Матвееву:

— Обучай гардемарин, будешь начальствовать академией. Ты един среди наших ученый…

Война со Швецией окончательно переместилась на море. Менялись и планы войны.

Петр готовился к отъезду в Макленбург, там находился двадцатишеститысячный корпус для десанта в Южную Швецию. Как обычно, задачи флоту царь излагал генерал-адмиралу:

— Отправишь эскадру Сиверса в Копенгаген, двадцать вымпелов. Сам с галерным флотом жди в Аландах моего сигнала. Ударим вместе, я с юга, ты через Балтику с севера. Возьмем Карла в клещи.

Три месяца ждал приказа адмирал, но царь долго молчал, а потом с негодованием сообщил Апраксину: «Бог ведает, что за мученье с ними, самое надобное время упускают и как будто чужое дело делают».

Все это время «союзники» мутили воду, отговаривались, отмалчивались до осенних штормов. В конце концов датский король испугался русских войск больше, чем шведских, и, подстрекаемый англичанами, отказался от совместных действий…

В Петербурге при первой же встрече царь порадовал Апраксина:

— Повидал твоего племянника старшего, славный малый, толковый шкипер выйдет.

Апраксин в душе порадовался: «Слава Богу, труды не пропали задаром, проросло семя морское…»

А между тем в отношениях с Карлом XII наметились изменения. Пятнадцатилетняя война истощила обе стороны. Петр давно предлагал начать переговоры о мире. Но раньше король и слушать об этом не хотел. По возвращении из Турции его настроения изменились. После поражения под Гангутом, появления русских войск на шведском берегу у шведов действительно «шея стала мягче гнутца»…

Петр спешил в Европу — изыскивать пути к миру и попутно прояснить ситуацию с исчезновением в конце прошлого года царевича Алексея…

Флоту предписывалось крейсировать на дальних рубежах, охраняя подступы к русским берегам. Апраксин в свою очередь предложил:

— Дозволь, государь, прошлую кампанию кораблики наши ракушками обросли, надо бы швецким повестить о нас.

— Что задумал?

— Ежели сподобится где, берега потревожить.

— Добро, но в морскую баталию пока не ввязывайся.

В начале июня генерал-адмирал поднял флаг на шестидесятивосьмипушечном линкоре «Москва». В кильватер ему, растянувшись на несколько миль, выстроились два десятка таких же красавцев. На всякий случай прихватили десант морской пехоты, девять тысяч человек. Эскадра крейсировала от Аланд далеко на юг, к острову Готланд. Неприятель не показывался, видимо, недавний урок пошел впрок. Апраксину приглянулся Готланд, он впервые обошел его со всех сторон. Добрая сотня километров в длину, полсотни в поперечнике, высокие обрывистые берега, холмистые дали, проросшие сосняком. У приглубого берега в устье реки удобное место для десанта. К тому же и пехотинцы засиделись.

— На берегу мирных жильцов не тревожить, — наставлял флагман бравого усатого полковника, ежели есть офицеры, солдаты, полоните. Попадается живность, скотина, гоните к берегу, наши матросы месяц сухарями пользуются.