Федор Апраксин. С чистой совестью

Как-то получилось, что он не пожаловал морского звания из присутствующих одному Апраксину, но тот в обиде не был…

Петр выглядел бодрым, как будто и не было вчерашнего веселья. Начал без раскачки:

— Нынче почнем собираться в поход в окиян. — При слове «океан» дремота слетела с физиономий «флотоводцев». — Следовать будем караваном. Проводим в океан голландских и аглицких купцов.

Тучный Ромодановский заерзал, мол, для чего затея такая рискованная, чай, не в Плещеевом озере веселиться…

— Тебе бы только тешиться. — Петр укоризненно посмотрел на князя-кесаря. — Того для плывем, — продолжал Петр, — дабы купчины иноземные поведали в своих державах, что и на Руси завелся караван морской.

За столом притихли, хмель помалу выветривался.

Прежде, в Переславле, царь шутя раздавал морские звания, для потехи определял капитанов на суда, мало задумываясь о коварстве водной стихии. Да и сейчас, уже испытав на себе нрав моря по пути на Соловки, он легковесно вручал судьбу кораблей с экипажами несведущим людям.

— Караван наш таков будет. — Петр положил на стол четвертушку бумаги. — Первым пойдет «Святой Павел», стало быть, ты, Иван. — Петр ткнул в Бутурлина. — За тобой пойдут четыре голландских брига, в середке главный адмирал, ты, князь-кесарь Федор Юрьич, на «Святом пророчестве», следом четыре шхуны аглицких. Позади, в конце, — Петр кивнул на Гордона, — «Святой Петр». Ты, Федор, — повернулся к Апраксину, — со мной на «Пророчестве» останешься, учить станешь Франца, а я займусь князем-кесарем.

На минуту установилась тишина, ее прервал Гордон:

— Сие дело не шуточное, государь, надобно по-доброму подготовить все.

Петр слегка скривился:

— Верно, Гордон, сказываешь. Токмо не государь нынче я, а шхипер для вас. Запасы нынче же все пополнить: зелья пушечного, провизии, воевода, распорядись. Чай, мы на Соловки хаживали, обошлось. А то в море не одну неделю буря замотает, хлебнешь горя.

Пока Флам приводил корабль в порядок после изнурительного плавания, отряд кораблей снаряжался к предстоящему походу. Прибавилось забот у Апраксина. Кроме всех припасов надо было приискать матросов на фрегат и яхту. «Какие шхипера князь-кесарь, Бутурлин, да и тот же Гордон, — беспокоился он. — Ответ мне держать перед государем, а нынче поморы-то ушли в море рыбачить, бить тюленей и китов». Пришлось вылавливать по кабакам оставшихся рыбаков, уговаривать иноземных матросов. Те отнекивались, заламывая цену. Все же кое-как набрали команды. Не удалось застать лишь Прохора — ушел к Мудьюгу встречать купеческий караван.

Как водится, перед отправкой отслужили молебен, после литургии Афанасий «потчевал» адмиралов.

Накануне выхода в море Петр наведался на яхту Гордона, вернулся, позвал Апраксина.

— Начертал я устав для похода, Гордон его для иноземных шхиперов переводит. Так ты озаботься сию цибулю на все купеческие иноземные суда донести. Поспеши, завтра-послезавтра тронемся.

Но выход задержался почти на неделю. Ждали «у моря погоды». Три дня дул северный противняк, его сменил штиль. На берегу ни один листочек на березах не шелохнулся. На кораблях изнывали от зноя.

Утром 10 августа заколыхались верхушки прибрежных елей, побежала рябь по воде, потянуло с верховьев Двины. «Святое пророчество» разразилось громом пушечных выстрелов: «Всем с якорей сниматься».

Один за другим, поднимая якоря, расправляя паруса, потянулись к устью суда морского каравана. Как на грех, к вечеру южак затих, пришлось пережидать безветрие на якорях в Березовском устье. До Мудьюга добирались трое суток. Потом дело пошло веселей. Повеяло с запада, с каждым часом крепчал ветер, один за другим потянулись корабли к Терскому берегу. Караваном командовал царский фрегат «Святое пророчество», а на нем распоряжался, конечно, не князь-кесарь, а Ян Флам. Петр целыми днями не отходил от него ни на шаг, как тень следовал за ним по фрегату. Присматривался, прислушивался к Фламу и Апраксин, попутно наставляя Лефорта.

Ян Флам десятки кораблей приводил раньше к Архангельскому, «Святое пророчество» стало тридцать первым судном. Почти без слов отдавал команды. Матросы на шкотах, на брасах [25]смотрят на капитана и косят на боцмана. Стоит Фламу кивнуть головой, выбирают или потравливают шкоты, повернет голову, и боцман командует переносить паруса на другой борт. Чуть помашет правой рукой рулевому, и тот перекладывает штурвал вправо. Команда и капитан понимали друг друга с полуслова.

Капитан объяснял многое Петру, а Федор Апраксин вслушивался, приглядывался.

— Такое взаимопонимание, герр шхипер, дается большим трудом. Каждого матроса я знаю десяток лет. Как и они меня. Капитан должен твердо рассчитывать на свой экипаж. Команда должна верить своему капитану. — Флам раскурил трубку, вскинул взгляд на паруса, потянул глубоко носом, будто принюхался к ветру, загадочно улыбнулся.

— Но главное для моряка, что? — Капитан усмехнулся. — Нет, не женщины и не кабак. Всего этого будет с лихвой, когда в кармане зазвенит монета… — Флам вынул трубку, громко захохотал.