Федор Черенков

Черенков, подписавший контракт во Франции, явно не стремился разбогатеть. Потому что даже «скромные» деньги по контракту с «Ред Стар» превосходили (и это нужно знать молодому поколению) зарплату 90-го года в московском «Спартаке». Во многом поэтому люди и рвались за рубеж.

Фёдор с Сергеем уехали в том числе и заработать. Что правильно. Так Родионов буквально сразу же по приезде заметил нечто непредвиденное в состоянии друга: «Ощущал он себя неважно. Ему было просто тяжело адаптироваться. Хотя если бы не недуг этот, наверняка бы весь срок контракта пробыл».

Здесь прокомментируем: ссылки на «недуг», болезнь понятны и естественны. Тем более если подкрепить их строками из интервью уже пожилого президента «Ред Стар» черепковских времён (а в те же годы ещё и секретаря компартии 17-го округа Парижа) Жан Клода Бра журналисту «Советского спорта» Артему Локалову в 2016 году: «У Фёдора Черенкова были психологические проблемы. Хотя игрок невероятный... Когда Фёдор касался мяча, казалось, он парит над полем. Он был гений. Футбольный гений. И это бесспорно».

И в то же время: «Он полностью здесь потерялся. Фёдор не понимал, где находится. Однажды мы приехали на матч в Ланс, и Фёдор не захотел заходить на стадион. Думал, что это бездонный бассейн. Я сразу сообщил в посольство СССР, что Фёдора должен осмотреть психиатр. Поэтому Черенков отправился в Россию».

Корреспондент «Советского спорта» спросил также о том, почему Черенкову в какой-то момент перестали разрешать садиться за руль. Бра вспомнил: «Мы провели определённые тесты. Они показали: Фёдор боялся, что на него нападут пешеходы. Как только перед ним возникал человек или какая-то другая преграда, он останавливался и бросал руль. В Лансе было что-то похожее — некая условная черта перед входом, поэтому он не хотел её переходить... Саша Бубнов и Сергей Родионов сказали мне, что Фёдору не надо садиться за руль. “Мы сами будем его возить”, — заявили они, объяснив это тем, что Черенков слабо знает Париж. Но вскоре выяснилось, что причина в другом».

И тем не менее на вопрос Локалова, сожалеет ли Бра, что пригласил Черенкова, француз запальчиво ответил: «Ни в коей мере! Фёдора в клубе все обожали. Персонал, игроки расстроились, когда ему пришлось уехать. Потому что тем, как он играл, тренировался, Черенков всех тянул наверх».

Роль болезни в быстром завершении парижской части карьеры Черенкова ясна. Но что-то же спровоцировало её обострение именно во Франции. Важно понять — что.

А для этого вернёмся к нашей беседе с Родионовым: «Во-первых, ему тяжело давался язык. Очень тяжело. Мы провели с ним в отеле порядка 70 дней, пока нашим жёнам и детям оформляли визы. И всё это время я пытался его к языку приобщить, записывать со словарём. Вечером, находясь в номере, я ему что-то читал. Смотрю — Фёдор засыпает. Ему это было неинтересно». И дальше, наверное, самое главное: «Такое ощущение, как будто Фёдор понимал, что он там ненадолго. Не знаю почему, но у него не было рвения».

Напомним: Черенков и Горный институт заканчивал (там, правда, английский был как иностранный), не бросая профессионального спорта. После чего диплом по-честному защитил. А уж его «рвения» в футболе хватало, как мы убедились, на несколько коллективов. И что, советский инженер не мог выучить азы французского? Бубнов выучил (он поначалу и переводил им), Родионов — тоже, когда постарался. А Черенков — не мог?!

Разумеется, мог. Не хотел. Что и разглядел зоркий Сергей Юрьевич. И ведь ещё Владимир Маслаченко в одном из репортажей, как всегда блистательно используя некоторую паузу в матче, сообщил о том, что у Феди во Франции всё хорошо. Но (это уже дословно): «Федя захотел домой».

Сегодня этого многие не поймут. Да и тогда далеко не все понимали. В начале 90-х практически все футболисты мечтали о зарубежном контракте. Хотя бы потому, что в нашей стране жить становилось всё тяжелее. Поэтому люди отъезжали в не самые сильные клубы Швеции, Финляндии, ФРГ или той же Франции. Ну а уж когда оказывались на гнилом Западе, то старались закрепиться, подольше там поиграть и пожить. Кто-то, как, например, Ерёменко-старший, и вовсе остался, гражданство принял.

Но вернуться в Москву после полугодичного пребывания в команде, где к тебе хорошо относятся (мы в том ещё получим возможность убедиться), где рядом с тобой старый товарищ, где, наконец, и публика успела тебя полюбить, — кажется чем-то немыслимым.

А ведь жена Ольга с дочкой Настей нам рассказывали, что и кассет того же Алексея Глызина и других отечественных исполнителей массу привезли, и фильмы советские — тоже на кассетах. И, главное, конечно, сами оказались рядом. Всё же хорошо?

Так разве Фёдор был столь часто предсказуем на поле? А ведь футбол — часть жизни. Тут надо понимать его особенное отношение к своей стране и — прежде всего — к Москве. Эту тему постараемся развить в заключительной главе.

Что же касается Парижа, то «последней каплей» для Черенкова стала травма Родионова. И Фёдор произнёс совершенно невозможные для себя слова: «Без Сергея на выезд не поеду!»