Читаем Федор Черенков полностью

Сказано правильно и просто. Однако Владимир Маслаченко решил продвинуться ещё дальше: «Черенкова называют сыном “Спартака”, но я хотел бы внести уточнение — он сын нашего отечественного футбола».

Не странно ли стремление «усыновить» человека, у которого имелся, мы помним, законный отец, Фёдор Егорович?

Начать не самый простой ответ стоит, наверное, с развития мысли Николая Петровича. Потому что в каком смысле Черенков — «сын “Спартака”»? А в том, что именно он стал первым крупным мастером при Бескове, попавшим в состав непосредственно из СДЮШОР. Ведь команда 77-го года, вспомним, формировалась из представителей второй и первой лиг, а также тех, кто оказался не нужен (пример Гаврилова красноречив) клубам высшего дивизиона. Собственных «сынов полка» у спартаковцев не могло быть, оттого что и «полка» как такового не существовало: школа была пока не готова питать основу качественными игроками.

Лишь к 1978-му пошли результаты огромной «тыловой» работы. И места в составе освободились: из команды по разным причинам ушли Прохоров, Ловчев, Ноздрин, Павленко, Гладилин. Здесь и подоспело время Фёдора. И как же он не «сын», если внутри коллектива такое сокровище вырастили?

Теперь понятно, почему за него «гладиаторы» побежали драться? Черенков же, ко всему прочему, и первенец. Да, Сергей Родионов уже заигран в 1979 году, и Геннадий Морозов с Борисом Поздняковым на подходе, — но раньше всех остальных появившегося на свет сына любят всё же особенно. К тому же такого: даровитого и скромного, изящного и верного, безотказного и — неуловимо лукавого.

Рискнём предположить, что к финишу первенства 1979 года специалисты поняли, талант какого масштаба появился на советских просторах. Тогда почему же столь сдержан Сальников? Так много говорить — дурная примета. Этой невесёлой истине отечественные мастера футбола успели научить экспертов, комментаторов и вообще болельщиков.

Что же касается масштабного высказывания Маслаченко, то оно, понятно, требует изучения всей творческой биографии Фёдора Фёдоровича. Это и будет сделано в следующих главах.

<p><emphasis><strong>Глава 3</strong></emphasis></p><p><strong>ГОЛ НА «МАРАКАНЕ» И ОЛИМПИЙСКАЯ БРОНЗА</strong></p>

Вначале — о награждении и чествованиях. «Спартак» их полностью заслужил. Шутка ли: за два сезона после первой лиги добраться до золотых медалей! До красно-белых такого никто не совершал (было после — с ЦСКА при Павле Садырине); вылетевшие команды барахтались между двумя дивизионами, очень часто вновь опускаясь вниз.

И вот в Центральном доме актёра чемпионы один за другим выходят на сцену (а артисты всегда обожали «Спартак» за неповторимый, простите за тавтологию, артистизм), где Николай Старостин, по обыкновению, ёмко и образно представляет их публике.

Черенков перед выходом к публике долго приглаживал мальчишеские вихры, в чём не преуспел. Так и вышел к народу взъерошенным. Николай Петрович выдал про юношу следующее: «Чем не Иванушка с картины Васнецова? В жизни чрезвычайно мягкий, отзывчивый и приветливый, всеми нами любим. Зато на поле ловок, азартен и находчив. Пусть совсем не атлет и мягковат в борьбе, но мы его не поменяем на десяток богатырей!»

Про эрудицию спартаковского начальника команды известно. Однако в данном случае требуются определённые комментарии. Прежде всего: картины с названием «Иванушка» у Васнецова нет. Есть «Алёнушка». Там, помните, красивая девушка печалится, в пруд глядючи. Что немудрено: подразумеваемый братец Иванушка уже превратился в козлёночка — загорюешь тут.

Может, ещё какого Иванушку Виктор Михайлович нарисовал? Да. Однако вообще-то его так лучше не называть. Потому что он целый Иван-царевич! Все же знают шедевр из Третьяковской галереи: Иван на сером волке, «исполненном человеческими очами», скачет сквозь лесную тьму. А Елена (имя то же, а, понятно, не сестра) к его груди прижалась.

Похож тот царевич на нашего Фёдора? Да вряд ли. Там сквозь чащу несётся молодой, но уже взрослый мужчина, который прошёл всевозможные испытания и — здесь основное — скачет не туда, а оттуда. Он уже заслужил свою красавицу, своё счастье. Дело за свадебным пиром: им же сказки и заканчиваются.

В жизни не так. И Черенков лишь в начале пути. Ему ещё предстоят немыслимые испытания, его ждёт суровая проверка на прочность — и всё не сказочное. Он выдержит. Другое дело, какой ценой.

Так что же, не прав был Николай Петрович, используя сравнение с васнецовскими персонажами? Почему же, по сути, — прав. Черенков и в самом деле близок фольклорному началу.

Полезно обратиться к общим оценкам Николая Петровича. «Всеми нами любим» уже прокомментировано, «мягкий и отзывчивый» — тоже точно, но об этом не сейчас. А вот про «совсем не атлет» и «мягковат в борьбе» нужно высказаться здесь — сразу и безоговорочно. Потому что тут же напрашивается версия: кто-то в спартаковском руководстве был недоволен физическими кондициями Фёдора. Допустим, Бесков. А Старостин, значит, защищал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Анатомия жизни и смерти. Жизненно важные точки на теле человека
Анатомия жизни и смерти. Жизненно важные точки на теле человека

Книга В. Момота — это уникальный, не имеющий аналогов в мире единоборств, подробный атлас-справочник болевых точек на теле человека. В ней представлен материал по истории развития кюсёдзюцу. Отрывки из уникальных древних трактатов, таблицы точек различных систем Китая и Японии.Теоретические сведения по анатомии и физиологии человека, способы поражения и реанимации. Указано подробное анатомическое расположение 64 основных точек, направление и угол оптимального воздействия, последствия различных по силе и интенсивности методов удара или надавливания.В приложении приведены таблицы точек около 30 старинных школ японских боевых искусств из редкой книги «Последний ниндзя» Фудзиты Сэйко «Кэмпо гокуи Саккацухо мэйкай», испытавшего свои знания в годы Второй мировой войны, в том числе и на американских военнопленных, а также — методы реанимации катсу по учебнику Ямады Ко, известнейшего специалиста дзюдо и дзюдзюцу, проводившего эксперименты на добровольцах в 60-е годы XX века.

Валерий Валерьевич Момот

Боевые искусства, спорт / Военная история / Боевые искусства